Блудные братья

На сей раз Кратову без труда удалось избавиться от улыбки блаженства.

– То есть я, получается, участвую в адюльтере? – спросил он.

– Что такое «адюльтер»?

– То, чем мы сейчас занимаемся. Ты – неверная жена, а я – осквернитель супружеской чести…

– Я слышала, что среди людей эти понятия довольно расплывчаты.

– Ты совершенно права, но до полной сексуальной свободы мы еще не созрели, и посягать на чужую жену все еще считается нехорошим поступком. Особенно, когда законный супруг об этом не знает… Кстати, где твой супруг?

– Здесь, в Тритое.

– Час от часу не легче! Мне нужно быть готовым в любой момент собрать свои тряпки и сигануть в окно! И когда же он возвращается?

– Не он, – сказала Идменк. – А я. Мой муж сейчас трудится, и будет трудиться до рассвета. Потом он вернется в свой номер и найдет меня там. Это я должна буду собрать свои одежды и бегом лететь через весь город, на проспект Буканеров, чтобы оказаться в нашем семейном гнезде к его приходу.

– Про «Хилтон-Стар» он не знает?

– Разумеется, нет.

– А если узнает?

– Наверное, убьет меня.

– Убьет?!

– Ну, не тебя же ему убивать. Ты – посторонний, не наш. Ты вне наших законов и традиций. Откуда тебе знать, что у нас во всем бывает виновата жена?

– И ему это простят?

– Ему – простят. Мне – нет.

– Но разве у вас женщины не выбирают?

– У нас – нет.

– А тебе, наверное, хочется выбирать?

– Я думаю над этим. Я экспериментирую. Тебя же я выбрала…

– Ну, не совсем. Все же, это именно я вызвался проводить тебя в ту жуткую непогодь.

– Я могла отказаться, – неуверенно произнесла Идменк. Помолчав, она призналась: – Хотя, пожалуй, не могла. Было темно, холодно и страшно.

– Послушай, если ты хочешь выбирать… научиться выбирать, тебе следует побывать на Земле.

– А как же мой муж?

– Наверное, тебе придется убежать от него, – сказал Кратов.

Идменк окинула его слегка рассеянным взглядом.

– Я думаю над этим, – наконец сказала она.

Они надолго замолчали. Пальчики Идменк, словно живые ледышки-сосульки, блуждали по его телу как бы сами по себе. Ощущение было немыслимо приятным. Хотелось откинуться, расслабиться, растечься по ложу, как медуза, ни о чем не думать, а просто лежать с закрытыми глазами и твердить про себя, как заклинание: «Только не уходи… не уходи…» Надеяться, что это невероятное блаженство никогда не закончится. И точно знать, что оно неминуемо закончится, и очень скоро. А когда-нибудь закончится навсегда.

«Я не хочу терять эту женщину», – внезапно родилась в нем простая и болезненно отчетливая мысль. Быть может, впервые за многие годы. «Я не хочу ее терять», – повторил он, будто проверяя себя.

Это была правда.

«Не отнимайте у меня эту женщину».

– Что? – переспросила Идменк.

Кажется, он произнес последнюю фразу вслух.

– Я не хочу тебя никому отдавать, – сказал он, обнимая ее со всей силой, какую только мог себе позволить употребить.

– Мне говорили, что земные мужчины эгоисты, – проворчала Идменк. – Я никуда от тебя не уйду еще долгих… полчаса.

Ее любопытные пальцы коснулись его кожи чуть ниже левой лопатки.

– Зачем тебе это? – осведомилась она.

– Что – это? – не понял Кратов.

– Ты – как гористый континент, со своими кряжами, перевалами и ущельями. И даже рудными залежами. Ты полон тайн. Зачем тебе металлический осколок под кожей? Это след какого-то тяжелого боевого ранения?

– Металлический осколок?! О чем ты говоришь?..

Идменк хихикнула.

– Мы так и будем беседовать одними вопросами? – Она увидела выражение кратовского лица и объяснила: – У тебя под кожей, возможно – прямо в мышечной ткани, небольшой кусочек инородного вещества. Крохотная бляшка, меньше половины ногтя моего мизинца, – Идменк показала, какого размера эта бляшка, а Кратов тупо проследовал взглядом за ее пальцами. – И эта штуковинка содержит металл, хотя и в очень незначительном количестве.

– Как ты узнала? – не сдержал очередного вопроса Кратов.

– Мы, юфманги, обладаем обостренной кожной чувствительностью ко всякого рода скрытым примесям, – терпеливо сказала Идменк. – А в особенности к металлам. Мы же гномы, нам положено чуять рудные залежи на сто саженей под ногами.

– Во мне не должно быть никаких рудных залежей, – озадаченно проговорил Кратов.

– Прости, я тебя расстроила, – сказала Идменк. – Похоже, ты полон тайн даже для самого себя…

Кратов закинул руку за спину и попытался нащупать инородное тело. Идменк бережно взяла его ладонь и подвела к нужному участку кожи.

– Вот здесь, – сказала она.

Наощупь ничего не чувствовалось.

– Ты не ошиблась?

Идменк надменно вздернула точеный носик. Кратов тихонько выругался страшным плоддерским ругательством.

– Что такое «иоп фашумат»? – спросила Идменк с невинным любопытством.

– Э-э… не вздумай это где-нибудь повторить, – поспешно сказал Кратов и потянулся за видеобраслетом.

3

В перерыве между раундами, пока второй секундант, молчаливый мулат Доминик, разминал Кратову онемевшие плечи и шею, Ахонга склонился к его уху и тихонько спросил:

– У тебя есть какие-то виды на выигрыш?

Забавно, но возле ринга вся их взаимная уважительность рассеивалась, как туман, и они без каких-либо усилий переходили на «ты».

– Угу, – промычал Кратов из-под маски.

– Ты не мог бы завалить его в этом раунде?

Кратов с трудом – шея, как показалось, отчетливо заскрипела! – повернул голову и постарался изобразить взглядом недоумение. Это было нелегко после пропущенных ударов: в мозгу все еще клубился туман беспамятства, все тело наполнено было пустотой, как прихотливых очертаний воздушный шарик.

– Ты что, поставил на меня?! – спросил он свирепо и невнятно.

– Боже упаси, как можно! – Ахонга далее замахал руками. – Просто мне нужно через час быть в Концерт-холле. Там Озма выступает, а я со своими ребятишками обеспечиваю внешнюю охрану.

Кратов встряхнул руками – мышцы гудели и взывали о милосердии. Милосердия ждать не приходилось.

– Ладно, попробую, – сказал он. – Но сильно не надейся.

Доминик хлопнул его по загривку. Грянул гонг, и Кратов оторвался от сиденья. Как раз вовремя, потому что Африканский Носорог, красивый темнокожий гигант в красном трико, с обнаженным потным торсом, с места прыгнул на него, надеясь сразу же и оглушить. Кратов мягко откатился, уходя от страшного удара, и принял боевую стойку «краб-отшельник». Поскольку Носорог был выше его на полголовы, такая стойка должна была доставить ему максимум неудобств или по меньшей мере вывести из себя. Так и случилось: шипя, как масло на сковороде, Носорог пытался достать противника своими изумительными длинными руками, но всюду натыкался на непробиваемый блок (отчего плечи и шея Кратова понемногу превращались в хорошую отбивную). Его знаменитые прыжки с места на высоту человеческого роста тоже теряли всякий смысл. «Работай! – орал Ахонга со своего места. – Не спи, старый хрен, не давай ему тебя задолбить, как жабу!» Но и Кратов утрачивал всякий простор для маневра, сосредоточив все внимание на этой взбесившейся мельнице из четырех… восьми… двадцати крыльев, что так желала нашинковать его, да помельче. Зрители орали и топотали: Африканский Носорог им нравился, он был моложе и, несмотря на псевдоним, стройнее. Особенно неравнодушны к нему были девочки в возрастном интервале от четырнадцати до тридцати, то есть самая оручая и визгливая часть аудитории. «Ри-но! Ри-но!! Ри-но!!!» – неслось над трибунами (Кратов лишь после третьего раунда догадался, что означает тот неумолчный вопль, и как сумел разъяснил Ахонге: кто-то из особенно грамотных фэнов прознал, что в классической биологии носорог называется «rhinoceros»). Кратовские болельщики были постарше и, к сожалению, посдержаннее. На каждый удачный прием своего кумира они реагировали ординарным «А-а!!!» и радостным свистом. Носорог кое-что соображал в капоэйре, но мельница его явно сбавляла обороты… Восьмой раунд закончился, и Кратов, с видимым усилием разогнувшись, хватаясь за канаты – с самой небольшой долей притворства! – потащился в свой угол. В ушах у него звенело. Доминик содрал шлем, оставив только маску, и вылил ему на темя чуть ли не полведра воды. «Что с тобой? – допытывался Ахонга. – Ты в норме? Достоишь до конца? Или с тебя хватит?» – «Я его прикончу», – проговорил Кратов распухшими губами. «Зачем тебе это? Зачем?! Тебе все еще интересно, лунная холера?! Ты уже похож на кусок свинины!» Доминик неожиданно отодвинул менеджера и отверз уста. «Все хорошо, – сказал он. – Ты самый сильный. Он сопляк против тебя. Вали его прямо сейчас». Ахонга несколько секунд беззвучно разевал рот. «Ладно, – наконец выдавил он. – Господь знает, кому помогает. Если ты выиграешь, все деньги твои. Потому что я такой бойни года три уже не видел…» – «Я его бесплатно прикончу», – упрямо пробубнил Кратов и встал. Ног он не ощущал, все тело трепетало и плыло, как дирижабль… Африканский Носорог шел навстречу, бодро покачивая согнутыми в локтях мощными лапами, свежий, прекрасно отдохнувший, готовый драться еще сто раундов кряду. Кратов без подготовки, коротко и страшно ударил его в голову. Попал, и сам тому удивился… Носорог рухнул, как подрубленный. «Ри-и-ино!!!» – надсаживались девицы. «Ка-зак! Ка-зак!! Ка-за-ак!!!» – вдруг проснулись кратовские фэны. Носорог перекатился через себя, опасаясь добивания, и напрасно: сейчас Кратову не хватило бы на это сил. Он встал, и от его нарочитой свежести не сохранилось и следа, всякий мог видеть, какой ценой досталась ему эта прыть в предыдущем раунде… Кратов надвигался на него медленно, невыносимо медленно, с полгода примерно… а надвинувшись, снова прямо и бесхитростно пробил выставленный блок. Носорог всем весом упал на канаты и, отброшенный ими, ракетой полетел на Кратова. То ли ничего уже не соображая, то ли так и задумал… Кратов попросту срубил его на лету, и Носорог уже не встал. «Ка-за-а-а-ак!!!» – ревели трибуны как резаные. «А-а-а-а!!!» – вопил Ахонга. Доминик молча улыбался. Рефери бесцеремонно пихнул Кратова к секундантам. Все кончилось. Полуголые девицы из кордебалета обступили его, размахивая флагами федеральных цветов и блескучими гирляндами. «Ты выиграл! – стонал Ахонга. – Ты соображаешь, какой у тебя сейчас рейтинг, лунная холера? Да ты… да я… мы с тобой можем чемпиона вызвать!.. Все денежки выкачать из этого сраного города!..» Кратов ничего не соображал. Все силы ушли на то, чтобы стоять по возможности прямо и не слишком сильно раскачиваться. Кажется, к нему подвели такого же невменяемого Носорога, и он даже потрепал соперника по влажному загривку. Кажется, на ринг вылез действующий чемпион континента Большой Грифон, как обычно, во всем черном, и пообещал сожрать победителя на завтрак, если тот осмелится его вызвать. Кажется, рядом из ничего образовался Рыжий Черт и негромко посоветовал отшить чемпиона в самой унизительной форме, и Кратов, послушный, как марионетка, равнодушно показал Большому Грифону большой итальянский кукиш…

4

– Мы богаты, – припевал и приплясывал Ахонга в раздевалке. – Мы несусветно богаты. Я могу послать все к лунной холере и ехать на архипелаг Криммельфорс. И все девушки будут любить старого Ахонгу. Потому что он богат… – Он вдруг замолчал, что-то прикидывая. – Я даже могу не ехать охранять Озму, – объявил он. – Что мне эти гроши?

– Не болтай, – буркнул Доминик, хлопотавший возле Кратова. – Пошли-ка лучше кого-нибудь за Лолитой.

– Нет, надо ехать, – сказал Ахонга. – Гроши мне, конечно, не нужны. Но и дурная репутация тоже ни к чему. И потом – лишний раз послушать Озму бесплатно… – Его внимание снова переключилось на Кратова. – Знаете, доктор, я такого лет десять не видел. Вы хотя бы помните, что творилось?