Блудные братья

– Хорошо, – не слишком деликатно прервал медлительные рассуждения ихтиоморфа Кратов. – С каким из этих вариантов мы имеем дело?

– Разумеется, со вторым, – сказал Блукхооп. – Это был очень давний и масштабный эксперимент. Он ставил своей целью разъединение, сохранение и независимое развитие трех конкурирующих рас. К чести экспериментаторов отмечу, что они ограничились лишь первой его фазой, выведя из-под удара две угасающие ветви одного эволюционного дерева, а затем предоставили их самим себе. Что должно, по моему рассуждению, уберечь все три самостоятельно выросшие галактические цивилизации от комплекса неполноценности.

– Одна из этих рас дала начало Эхайнору, – нетерпеливо сказал Кратов. – Это секрет полишинеля. А кем же стали две другие?

– Хорошо, что вы сидите на полу, – насмешливо промолвил Блукхооп. – Есть надежда избежать ушибов, когда свалитесь от изумления.

6

Едва не опрокинувшись на бок от сильного порыва ветра, гравитр плюхнулся на четыре лапы и намертво присосался к голому сырому камню. Кратов выскочил из еще ходившей ходуном кабины и, натягивая на голову капюшон, оскальзываясь, побежал к стоявшим возле тяжелых многоместных машин людям. Он сразу же озяб и промок. Свое имя Пляж Лемуров оправдывал полностью. Подразумевались, конечно же, не симпатичные недообезьянки из земных лесов, а лемуры в классическом, древнеримском понимании, то есть – неприкаянные души, что не обрели посмертного успокоения по причине сотворенных при жизни злодеяний. Только непокойным мертвецам и могла прийти фантазия – использовать эту дыру как пляж и принимать здесь ванны из призрачного света трех эльдорадских лун.

– Где они? – спросил Кратов, сразу отыскав глазами Носова.

Тот, как всегда, ладный и подтянутый, не испытывавший видимых неудобств, стоял в тени изъеденной солеными брызгами скалы и через распахнутою дверь следил на светившимся в глубине кабины экраном. Он молча ткнул пальцем куда-то в расщелину между камней. Кратов немедленно сунулся к ней, но сразу же уперся в широкую спину одного из носовских «фантомов».

– Не спешите, – сказал Носов. – Еще успеете полюбоваться. Через пять минут у нас будут переговоры.

– Переговоры?! – Кратов не поверил своим ушам. – Да вы, оказывается, не только бряцать фограторами горазды!

– Мы горазды в очень многих вещах, – уклончиво сказал Носов – Пойдете со мной?

Кратов прищурился.

– Вы шутите, – произнес он недоверчиво. – Не боитесь, что все испорчу?

– Не боюсь. Вы слывете очень благоразумным человеком, в критические моменты. А сейчас самый критический момент. По крайней мере, в моей жизни.

– Так, – сказал Кратов, собираясь с мыслями. – Что они хотят?

– Чтобы мы убрали поле. Иначе начнут убивать заложников. Кроме самой Озмы, у них в руках еще четыре человека из ее охраны. Обычная тактика террористов…

– Они хотя бы намекнули, зачем им Озма?

– Намекнули! – ощерился Носов. – Так намекнули, что у меня до сих пор кулаки чешутся. Они сказали, что она им нужна.

– И все?!

– И все.

Носов посмотрел на экран.

– Пошли, – сказал он коротко.

Отстранил «фантома» и протиснулся в расщелину. За ним двинулся незнакомый Кратову человек, очень худой и длинный, похожий на жюльверновского Паганеля, в широкополой соломенной шляпе (что вполне соответствовала образу, но вступала в вопиющее противоречие с погодой), только без очков и подзорной трубы. Потоптавшись на месте, Кратов сунулся следом и едва не застрял. Когда он, суетясь и шепотом бранясь, высвободился, то обнаружил, что замыкает процессию учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин, великий знаток боевого искусства «журавлиных наездников». Как он здесь оказался и зачем, оставалось только гадать.

Корабль эхайнов, обычной для Галактики блюдцеобразной формы, имеющий размеры для недальних перелетов, то есть не более двадцати метров в диаметре, лежал на естественной площадке, со всех сторон укрытой от волн, ветра и чужих взглядов тесно сбившимися скалами. С воздуха его было не разглядеть благодаря мимикрирующему защитному покрытию. Аппарат как аппарат, чуть поменьше типового «корморана»… Надо полагать, пятерым заложникам и громоздкого телосложения эхайнам, числом никак не менее, в кабине приходилось сидеть друг на дружке.

Едва только делегация с Носовым во главе приблизилась к кораблю на расстояние брошенного камня, как в борту его вскрылся люк. Появились трое эхайнов, все двухметроворостые, невероятно широкоплечие и не по сезону легко одетые в какие-то легкомысленные цветные шорты и безрукавки, очевидно – чтобы продемонстрировать свою телесную мощь и презрение к непогоде. Двое держали в мускулистых загорелых лапах какие-то сложные и ощутимо тяжелые агрегаты из матово-черного металла. Третий, напротив, в руках ничего существенного не имел, за исключением шутовской тросточки. И это был граф Лихлэбр.

– Ты смелый, – проскрежетал он, обращаясь к Носову. – Удивляет. Убил бы одной рукой.

– Может быть, – сказал Носов, невольно изъясняясь в той же экономной манере, которая у эхайна наверняка была обусловлена малым словарным запасом. – Но не ты. Ты умрешь первым.

– Х-ха! – воскликнул эхайн, и Кратов уловил в его эмоциональном фоне слабую тень одобрения. – Это, – граф не оборачиваясь показал на агрегаты у своих спутников, – оружие. Высокая энергия. Я умру. Но не один.

– Умрут все эхайны, – согласился Носов. И с отчетливо читаемой угрозой повторил: – Все.

– Женщины, – неприятно усмехнулся одними губами Лихлэбр. – Дети. Старики. А?

– Все, – подтвердил Носов.

– Не верю, – качнул головой эхайн. – Вы мягкие. Вы не можете, как мы.

– Ты не увидишь, – сказал Носов. – Может быть – я не увижу. Но они умрут. И – хватит об этом.

– Х-ха! – снова гаркнул Лихлэбр, но на сей раз с раздражением. – Мы решаем. У нас то, что вам нужно.

– Вы не решаете, – возразил Носов. – Вы отдаете то, что нам нужно. Мы вас отпускаем. И это все.

Желтые глаза эхайна скользнули по лицам стоявших молча людей.

– Ты смелый, – проскрипел Лихлэбр. – Почему не один? Кто они?

Нескладный тип, деликатно кашлянув, выступил вперед и снял шляпу.

– Филипп Лагранж, – представился он, коротко поклонившись, и сразу же вернул шляпу на прежнее место. От него исходило удушливое ощущение с великим трудом сдерживаемого страха. Если эхайн умел воспринимать эмо-фон (а отчего бы ему не уметь?), то мог бы наслаждаться произведенным впечатлением. – Я член Магистрата города Тритоя, континентальной столицы Эльдорадо. Я обязан присутствовать на переговорах по своему административному статусу. Магистрат уполномочил меня предоставить вам гарантии неприкосновенности и свободы передвижения, если заложники будут освобождены. В моем лице вольная планета Эльдорадо предлагает вам дружбу и гостеприимство на любой срок, какой вы сочтете для себя приемлемым…

Эхайн выставил перед собой трость (Лагранж осекся на полуслове и невольно попятился) и надменно объявил:

– Мы свободны. Мы ходим, где хотим. И берем то, что нам нужно. Ты? – Он смотрел на Рмтакра, как обычно, наглухо упакованного в свою серую хламиду, потемневшую от влаги.

– Ты мне интересен, – кротко ответил тот. – Мы уже забыли, как это выглядит.

– Где твое лицо? – рявкнул эхайн.

Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин слегка приоткинул капюшон. Призрачный свет Сомнамбулы отразился в черных блюдцах его нечеловеческих глаз. Лицо графа Лихлэбра напряглось, едва не утратив всегдашнюю спесивую гримасу. Низкий лоб собрался в складки, словно эхайн что-то мучительно припоминал. И эти воспоминания были ему крайне неприятны.