Блудные братья

– Вы с ними, – сказал он с укоризной.

– Да, – удостоверил Рмтакр. – И давно.

– Это было ошибкой.

– Это был правильный выбор.

Лихлэбр усмехнулся, но не столь уверенно, как раньше. Его взгляд остановился на Кратове.

– Зверь-Казак, – промолвил эхайн.

– Т'гард Лихлэбр, – сказал Кратов.

И ужасной силы ударом швырнул его на мокрые камни.

7

…! – вырвалось у Носова.

Он быстро переводил взгляд то на зловещие черные агрегаты эхайнов, нацеленные на людей, то на скалистые склоны, где наверняка таились его сотоварищи с такими же опасными игрушками.

Член Магистрата Лагранж пискнул что-то неразборчивое, схватил свою замечательную шляпу, сорвал с головы и, прижимая ее к груди, бросился бежать. Учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин молча выдвинулся на его место, в его бесформенной фигуре читалось громадное напряжение.

Лихлэбр грузно возился в грязи, мотая головой со слипшимися в сосульки волосами. Ему с трудом удалось принять сидячее положение и укрепиться так, не заваливаясь на бок. Неверным движением он вскинул над головой ладонь (эхайны немедленно опустили оружие), а затем плавно и бережно поднес ее к затылку.

– Драд-шхирси, – раздельно выругался он.

– Иофс 'уэгхр кх'элпешт, – ответил Кратов. – Долг любит возвращаться.

До графа, наконец, дошло, что с ним ведут диалог на его родном языке.

– Драд-шхирси эр'шхирси драд, – пробормотал он изумленно. – Ты боец. Это твоя работа. Я видел. Но ты говоришь… как эхайн!

Кратов быстро переглянулся с Носовым. По бледному лицу того мелькнула тень торжествующей ухмылки. Благодаря медиатранслятору Конрад мог знать содержание разговоров в «клубе любителей эхайнов». Он мог знать имена участников и проскользнувшие в беседах титулы. Но он не знал, кто есть кто на самом деле. И он честно сообщил своим нанимателям, что один из завсегдатаев интеллектуальных посиделок профессиональный гладиатор. Чем доставил им, наверное, немало пищи для размышлений на тему «на кой бес высокоученому собранию этот здоровенный и по скудоумию немногословный малый».

Между тем, Лихлэбр не глядя нащупал тросточку и, опираясь на нее всем своим немалым весом (тросточка гнулась, но держала), наконец выпрямился.

– Кто ты? – спросил он Кратова.

– Я тот, кто хочет договариваться.

– Ты не хочешь воевать?!

– Не хочу. И никто не хочет.

– Но мы хотим! – проскрежетал эхайн.

– Это ошибка. И я могу доказать.

– Доказать? Есть что-то, чего мы не знаем?

– Да.

– Но мы знаем все!

– Никто не знает всего… Отпусти всех заложников. Возьми меня. Узнаешь то, что знаю я.

Лихлэбр стер – а скорее, размазал – подолом безрукавки грязь с лица. Его кошачьи глаза горели огнем безумия.

– Идем, – сказал он наконец и, повернувшись, побрел на неверных ногах к кораблю.

Изумленный неожиданным развитием событий, Носов наконец обрел голос.

– Константин, – сказал он предостерегающе, на всякий случай перейдя с континентального эльдорадского на русский. – Даже не мечтайте. Это ловушка. Вы имеете дело с эхайнами…

– Вы тоже не знаете всего, Эрик, – возразил Кратов.

– Может быть, и не знаю, – проворчал тот. – Но не собираюсь рисковать чужой жизнью. Мне нужно выцарапать оттуда Озму, а не подать им на тарелочке еще и вашу голову!

– Успокойтесь, Эрик. Все будет хорошо. Я обещаю.

– Что вы можете обещать? Что?! Я не жду от вас ничего, кроме новых осложнений! Надо же додуматься: заехать по фыркалам аристократу, графу, полковнику разведки!

– Я пошел, – прервал его Кратов и почти бегом пустился догонять Лихлэбра.

Носов дернулся вперед, чтобы ухватить его за рукав, но промахнулся.

– Сумасшедший! – выкрикнул он. – Самоубийца!

Кратов не обернулся.

Он приблизился к эхайнскому кораблю – вблизи тот оказался несколько просторнее, чем издали, при искажающем перспективу лунном свете. Миновал вооруженную стражу, по трапу поднялся в шлюзовую камеру. Могучая спина т'гарда маячила впереди. Кратов озирался, не имея сил сдержать любопытство. Не так часто доводилось ему побывать на чужом космическом транспорте. А тем паче на эхайнском… Стены шлюза и открывшегося за ним трубообразного коридора были сделаны из темно-красного материала, напоминавшего земной керамит. Возможно, это и был керамит, полученный неправедными путями в мимолетную эпоху ассоциированного членства… Коридор круто заворачивался, следуя блюдцеобразным контурам корабля. Кратов отвлекся, засмотревшись на развешанные под самым потолком металлические блюда с чеканкой, носившие явно декоративный характер. Смысл изображенных на них переплетающихся аллегорических фигур он уловить не успел. Эхайн, шедший позади, грубо пихнул его между лопаток чем-то твердым, должно быть – прикладом своего варварского оружия. Кратов и не ожидал, что с ним станут церемониться. Он был готов к самому неучтивому обхождению. После тритойского ринга ничто не могло его испугать…

Он увидел порхание легких пылинок в едва заметном луче в опасной близости от лица и, не успев отпрянуть, закончил начатый шаг. Этого делать не следовало, но уже ничего нельзя было вернуть. Коридор перед глазами неожиданно загнулся кверху, а не как полагалось бы… Чеканные блюда сорвались со своих подвесок и повели вокруг него хороводы. Красноватый свет, исходивший от керамитовых стен, и без того весьма неяркий, сделался совсем тускл и вязок… словно ягодный кисель…

Его подхватили под руки прежде, чем он обмяк и осел где стоял. Дотащили до глубокого кресла в тесной кабинке, развернули лицом к большому овальному экрану. Что-то сказали – слова были знакомы, но в осмысленные фразы никак не складывались. «Волновой шок… – со скрипом ворочались под черепной коробкой бессвязные, невесть к кому обращенные мысли. – Паралич воли… тупая кукла с идиотской улыбкой… развесив слюни…» На экране было видно, как один из эхайнов, все в тех же облепивших тело идиотских шортах и маечке, вывел наружу четверых людей, казавшихся рядом с ним подростками. Что происходило там, за пеленой дождя, Кратов понимал очень слабо. Люди стояли перед кораблем, никуда не двигаясь, будто чего-то ждали. Потом один упал, как подкошенный… трое продолжали стоять. Упал второй… двое дернулись, но остались стоять на месте, как прикованные. Еще один упал… и лишь тогда изображение зарябило и сгинуло, черная волна тошнотного беспамятства прокатилась от самых пяток до самых корней волос, пол под ногами качнулся, стены выгнулись по-кошачьи, очертания всех предметов, и до того смутные, смазались совершенно – как и всегда бывало при уходе от планеты на ЭМ-тяге в режиме форсажа…

Кратов замотал чугунной – не в шутливом, лолитином смысле, а буквально неподъемной – головой, чтобы стряхнуть наваждение. Мысли по-прежнему своевольничали, путались и разбегались, создавая ощущение бреда наяву.

Маленькая взъерошенная женщина (после эхайнов все люди казались маленькими) в соседнем кресле, в толстом белом свитере и белом, довольно запачканном, джинсовом комбинезоне, сказала, обратив к нему некрасивое скуластое лицо, расписанное грязными потеками высохших слез:

– Спасибо вам.

– За что спасибо?.. – едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.

– Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, – со мстительным наслаждением промолвила Озма.

Интерлюдия Земля

– И сразу застегнись, – сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. – Тридцать пять ниже нуля – это не шутка для монголоида.

– Я русский, – проворчал Кратов, но подчинился.

Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.

Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.

– Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? – спросил Кратов.

– Он очень любознательный человек, – уклончиво ответил Сидящий Бык.

– Чем же я могу быть для него интересен?