Блудные братья

Что в текущем три тысячи сто десятом от Великого Самопознания году промышленностью Эхлиамара произведено было сто шестьдесят тысяч экскаваторов, полмиллиона самоходных повозок общего пользования и без малого два миллиона означенных повозок индивидуального употребления. А также четыре миллиона быстродействующих интеллектронных установок персонального назначения. Как интерпретировать эти небогатые сведения об индустриальном потенциале эхайнов, Кратов ума не мог приложить. Много это было или, напротив, недостаточно? Сколько, с учетом выпущенного раньше, приходилось этих повозок на душу населения? Нуждалось ли таковое население в этих миллионах повозок или прекрасно обходилось без них? Вследствие чего произведенная с немалыми, видать, затратами материальных ресурсов продукция пылилась на складах или же целиком шла на экспорт куда-нибудь там на Гхакнэшк… в его стольный город Гхагуашк, не к ночи будь помянуты оба? А то еще: «экскаваторы» и «самоходные повозки общего пользования» – не эвфемизм ли незатейливый для военной бронетехники, вроде той, что употреблена была для зачистки планеты Оунзуш от уцелевших обитателей – хотя это были, как принято считать, не Светлые Эхайны – и втоптала в грязь галактический маяк на Форпосте? И вовсе было непонятно, как сюда пристегнуть интеллектронные установки персонального назначения, к числу которых с равным успехом могли относиться и бортовые когитры – вернее, их местные аналоги, – и безобидные инфоры для ментального программирования в общеобразовательных целях, вроде всем от мала до велика известной «шапки Мономаха» (она же «нахлобучка», «лишний череп» и отчего-то «Аладдинова лампа»), и бытовые приборы класса «мажордом», о которых никто и не вспоминает, пока вдруг попущением божьим в неурочный час не погаснет свет и не иссякнет вода в ванной?.. Он-то всерьез надеялся проведать состояние космического флотостроения, но, видать, не на таковских напал.

Что Справедливый и Беспорочный гекхайан («Да хирарх же!» – сам себя поправил Кратов) Нигидмешт Оармал Нишортунн до конца сезона дождей намерен избрать себе подругу жизни с тем, чтобы, следуя традициям и обычаям предков, уставам Аатар и Комрэах, а также зову природы, в установленные сроки продолжить свой род. «Справедливому и Беспорочному», если верить придворной летописи, недавно стукнуло тридцать два, а в пересчете на земные года – сорок, что по эхайнским меркам было весьма немало. Как он ухитрился соблюсти беспорочность, да и соблюл ли, оставалось сиятельным секретом.

Что этлауки, читруны и цмортенги есть главнее зло, вместилища порока и источники разложения нации, а потому подлежат беспощадному истреблению повсюду, где будут замечены. Кто такие этлауки, Кратов уже представлял. По поводу остальной нежити он мог лишь теряться в догадках. Углубившись в недра информатория по одной из ссылок, он наткнулся на пространный и многословный комментарий, автор которого, как водится – анонимный, позволил себе ядовитое замечание: «Искать виновников собственных прегрешений на небесах – занятие столь же бесплодное и неподобающее сильному эхайнскому воину, как тайно удовлетворять похоть созерцанием охальных граффити в отхожих местах общественного статуса, вместо того, чтобы ублажить свою страсть в объятиях блюстительницы очага или на крайний случай искать доблести на ратных поприщах… Сколь много утаенных этлауков либо их приспешников во власти и обществе Светлой Руки, что они сумели испорочить и разложить довольно? Ни одного не замечено. Но если оных имеем хотя бы сомнительную честь лицезреть в эфирных ристалищах, то читруны, сей мрак и ужас удаленнейших светил, являются нашему разумению досужим изобретением праздного ума, а цмортенги или, паче чаяния, хтаумы столь же далеки от наших злополучий, как и мы от них. И по меньшей мере первых хладнодушие достойно всевозможного сожаления…»

Что пассажирское сообщение посредством эфирных туннелей (надо полагать – экзометральное) между Юкзааном и Эхитуафлом прекращено на неопределенный срок велением Транспортного департамента, а таковое же сообщение Юкзаан – Эхлиамар отныне и до особого распоряжения утрачивает прежнюю регулярность по основаниям непоясняемым.

Что объединить эти разрозненные, выхваченные наугад сведения, эти мелкие осколки гигантского зеркала, в сколько нибудь связное целое, дабы затем с удовлетворением и чувством хорошо исполненного профессионального долга окинуть возникшую в результате картину единым оком и получить пусть поверхностное, но достоверное и непротиворечивое представление о чужой культуре, никак не представляется возможным.

И что Кратов определенно душу бы заложил за стопку бумаги и что-нибудь пишущее…

9

Когда он, донельзя расстроенный, в очередной раз выкатил на экран хронологию Древнего Отлива, его снова позвала Озма. На сей раз голосок ее лишен был прежней бодрости и казался скорее испуганным. Предупредительно косясь в сторону, Кратов явился на зов.

Ему сразу же пришлось отбросить излишнюю скромность.

Озма сидела скорчившись на краю бассейна с полупустым флаконом в руке, а вся голова ее, лицо и частично плечи были облеплены мутно-зеленой тиной самого отвратительного вида. Другой рукой женщина пыталась отодрать с себя эту дрянь, но липкие тенета лишь тянулись от головы к пальцам, не желая отдавать добычи…

– Матерь божья! – только и вымолвил Кратов и кинулся на помощь.

Он сразу же вляпался по самые локти.

– Я взяла один флакон, – причитала Озма. – Там оказался какой-то жидкий крем. В другом – эмульсия, вроде мыла. А в этом… я думала, это шампунь!

Кратов тихонько, сквозь зубы, сквернословил. Его стараниями Озма быстро превратилась в мерзкий зеленый кокон, из которого торчали озябшие ноги и доносилось сдавленное всхлипывание. Ситуация принимала скверный оборот.

Оставалось последнее средство.

– Я позову на помощь. Хотя бы этого… геургута Юзванда.

– Не-е-ет! – завопила Озма.

– Ну, хорошо, хорошо, – обреченно пообещал он. – Сейчас найду что-нибудь твердое, буду отскребать.

– У меня в комбинезоне… – прохныкала Озма.

– Где ваш комбинезон?

– Не зна-а-ю!

Озмины одежды были небрежно скомканы и брошены под порогом. Потеряв минут пять на то, чтобы оттереть руки полотенцем (на белом, похрустывающем от чистоты полотне был заботливо вышит дремлющий палевый зверек с прижатыми голыми ушами и нежно-розовым пятачком вместо носа), Кратов в огромной спешке обшарил бесчисленные карманы, где обнаружил: зеркальце в перламутровой оправе; два кристаллика с записями; помятую капсулку с двумя сигаретами «Фата Моргана»; клочок бумаги, на котором латинскими каракулями начертано было: «12–30, Фердинанд» («Рандеву накрылось, Ферди», – не без злорадства подумал Кратов); облепленное мелким мусором розовое драже – судя по всему, транквилизатор «Солнце в тумане»; кусочек нирритийского янтаря с едва различимой веточкой реликтовой водоросли внутри – судя по тому, что знал Кратов, огромная редкость, запрещенная к вывозу с Эльдорадо без специального разрешения тамошнего Магистрата; и, наконец, настоящее керамическое стило с практически неизрасходованным пишущим элементом. Очевидно, именно его как самый подходящий для отскребания зеленой тины предмет и имела в виду Озма. «Ну нет, – подумал Кратов. – Только через мой труп! Этому мы найдем более подобающее применение…»

На цыпочках, чтобы не насторожить Озму – впрочем, та слишком увлечена была своим несчастьем, чтобы прислушиваться к его шагам, – он вернулся в большую комнату и бросился к видеосету.

– Здесь младший геургуг Юзванд, – услышал он знакомый скрежет и увидел уменьшенную до размеров ладони апельсиновую физиономию с привычным напыщенным выражением. Похоже, младший геургут в любое время суток пребывал в постоянной боевой готовности.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал Кратов и вкратце, опуская живописные подробности, описал суть проблемы.

– Дикари, – спокойно констатировал Юзванд. – Этлауки, одно слово. Ни малейшего представления о гигиене. То, что ваша самка опрокинула себе на голову, есть средство для массажа, а не для очистки волос. Если вы желаете придать волосам первородный блеск, так и возьмите флакон желтого цвета. Вы что, цветов не различаете?!

– Перестаньте нести чушь, – прервал его издевательства Кратов. – Я не эхайн, и никто не объяснил мне определяющее значение цветов в вашей гигиенической гамме. Лучше вернитесь к исполнению служебного долга. Геобкихф Эограпп говорила, что ваше предназначение на этом свете – разрешать наши затруднения, а не иронизировать над промашками!

– Этлауки, – повторил Юзванд, хотя и с меньшим сарказмом. – Делайте так: возьмите сосуд с дорадхом…

– Какого цвета? – быстро спросил Кратов.

– Причем здесь цвет?! – рявкнул Юзванд. – Дорадхи содержатся в прозрачных сосудах!

– Содержатся? – опешил Кратов.

– Разумеется! И с большой заботой, заметьте! А если их содержать в цветных либо непрозрачных сосудах, они могут захиреть или вовсе погибнуть от недостатка впечатлений.

– Это какое-то растение? – осторожно уточнил Кратов.

– Дорадх, – с наслаждением сказал Юзванд, – это животное.

– Животное, – сказал Кратов. – Прекрасно. Специальное гигиеническое животное для массажа. И где же в этом помещении устроен зверинец?

– Там же, где и прочие гигиенические средства, – передернул плечами тот. – Неужели трудно было заметить?

– Выслушайте меня чрезвычайно внимательно, младший геургут, – теперь пришел черед Кратову напитать свой голос ядом лернейской гидры. – Не то простым небрежением, не то сознательно, однако же вы упустили снабдить своих пленников в ранге высоких гостей предметами первой необходимости, как-то: бумага, дорадх… Чем допустили открытое и злокозненное бесчинство по отношению к воле своего руководства.