Блудный сын

Иностранец презрительно усмехнулся.

– Слышал, конечно… Это же, извините, прошлый век… От них

за три километра несет нафталином…

Шеф сиял, как юбилейный рубль. Вольно или невольно, иностранец пролил бальзам на его самое больное место – нереализованное честолюбие. Гарнопук и Зелинский с опаской посмотрели на иностранца. После такого вступления он мог смело рассчитывать на баснословные скидки со стороны руководителя.

Но иностранец, казалось, вовсе не хотел таких скидок.

– Итак, чем могу служить? – напыщенно произнес шеф.

Иностранец подпер щеку рукой, грустно улыбнулся.

– Признаюсь честно – я люблю Россию… – начал он. – Всегда

любил… И как только появилась возможность, открыл здесь

свой бизнес… Вот уже немало лет, я торгую цветами. Голландскими

тюльпанами… Ах, да я забыл представиться. Иоханн Ван Книп, Королевство Нидерланды,

Амстердам…

Он по очереди пожал руки детективам. Рука голландца была узкой, но жесткой, словно вырезанной из дерева.

– Недавно я открыл свой филиал в Петербурге. У меня работают шесть

женщин. Шесть … – повторил он, по очереди озирая лица детективов.

Гарнопук и Зелинский начали терять интерес к рассказу Ван

Книпа. Дело, похоже, было самым банальным и потому, как правило,

трудно раскрываемым. Что-нибудь, типа мошенничества, обмана…

– …По случаю успешного завершения первого года работы, я устроил для своих сотрудниц небольшой банкет в «Метрополе» … После банкета по русской традиции потребовалось продолжение… Я и шестеро моих сотрудниц поехали в офис. Было около часа ночи. Мы пили шампанское, было очень весело. Как вдруг… – иностранец нервно облизал пересохшие губы. Детективы почувствовали напряжение момента, затаили дыхание. – … в офисе погас свет. Как по команде… Стало темно как… – он мучительно пытался подобрать сравнение.

– Как у негра в ж.… – брякнул Гарнопук.

Шеф гневно глянул на подчиненного. Гарнопук испуганно дернулся. Матерый сквернослов, он уже несколько раз давал твердые обещания шефу, что в критические моменты будет держать язык за зубами. И всякий раз срывался.

Но иностранец обрадовался.

– Да, – сказал он, – очень верное сравнение. Ночь была

угольная, беззвездная. Я сидел на диване… – Он отодвинул стул и

показал, как он сидел – умиротворенный, расслабленный… – … и

вдруг почувствовал, как чьи-то пальцы шарят здесь… – Детективы

проследили за стремительным взмахом руки голландца.

Рука замерла на ширинке.

– Все произошло очень стремительно. Я ничего не успел сказать…

–Вас изнасиловали? – не выдержал напряжения Зелинский.

Иностранец покачал головой.

–Изнасиловали? Что вы! Напротив, это было прекрасно… Это

сравнимо с метеоритным дождем… Как будто Млечный путь заканчивается у меня в штанах… – иностранец опять коснулся рукой ширинки, мечтательно зажмурил глаза.

Шеф, не любящий сексуальных тем, поморщился.

– Ну? – сказал он, выводя клиента из божественного транса.

–Что? – спросил иностранец. приходя в себя. – Ах, да… Извините… – Он придвинул стул поближе к столу, оперся на ладони.

– С тех пор я заболел… – вздохнул голландец.

– Сифилис? – деловито констатировал Гарнопук.

Шеф посмотрел на подчинённого взглядом Уве Геллера, которым тот пытался остановить часы на башне Вестминстерского аббатства. Гарнопук с металлическим хрустом почесал небритую щеку. Шеф перевел глаза на иностранца.

Ван Книп покачал головой.

– О, нет… Я заболел в переносном смысле… Моя болезнь прекрасна…

– Вы имеете в виду – не переносной, а передающийся, получивший свое название благодаря Венере? – интеллигентно уточнил Зелинский, пользуясь молчанием коллег.

Иностранец грустно усмехнулся.

– Вы меня не понимаете. Не улавливаете сути. Дело в том, что

последние пять лет я был… Как это сказать по-русски? Не способен к любви…

– Импотент? – подсказал Гарнопук, произнеся страшное для мужчин слово почему-то с ударением на первом слоге.

Шеф вздрогнул. Гарнопук и Зелинский незаметно покосились на своего руководителя. Беспечные подчиненные уже давно подозревали, что трудовое рвение бывшего отставника вызвано вполне прозаическими причинами. Впрочем, давно замечено – если руководитель – трудоголик, значит он или уже не хочет или еще не может…

Но иностранец улыбался, как будто ему сделали комплимент.

–Да-да… – забормотал иностранец. – Я был импотент… На протяжении нескольких лет я был импотент… Полный импотент, безнадежный… Лучшие клиники Амстердама отказались от попыток меня вылечить… – он покачал головой.

В помещение «Блудного сына» потянуло амстердамской сыростью. Грустные врачи-голландцы, похожие на стариков с полотен Рембрандта, печально качали головами. Они понимали, что такое импотенция. Судя по всему, это прекрасно понимал и шеф.

А Гарнопук и Зелинский ехидно улыбались. Шеф, обычно суровый, как скала, смотрел на Ван Книпа сочувственно…

– А теперь я здоров. Абсолютно… – голландец счастливо засмеялся. – Более того, признаюсь честно, – иностранец понизил голос до шепота, – с того дня я испытываю непреодолимое желание…Ежедневное, как в молодости. Это такое счастье.

Он с улыбкой смотрел на детективов. Шеф прокашлялся. Сочувствие тенью пробежало по лицу и скрылось в густом лесу зачесанных назад волос.

– Я не понимаю, в чем проблема? – спросил шеф.

Голландец засуетился.

– О, простите меня. Я слишком волнуюсь. – В его голосе зазвучали торжественные нотки. – Я бы хотел, чтобы вы помогли мне разыскать женщину, которая меня исцелила…

Шеф с недоумением смотрел на Ван Книпа.

– Не понимаю… Женщина, которая была с вами близка, сотрудница вашей фирмы?

– Да… – кивнул головою Ван Книп. – Одна из шестерых…

Гарнопук и Зелинский радостно заулыбались, шеф задумчиво почесал щеку, голландец нахмурился.

– Понимаете, я не видел ее лица… Было темно… Очень темно… – начал объяснять голландец.

– Но вы же ее… шеф запнулся, – ощупывали? Ну, во время

этого… В момент близости? – он с трудом сформулировал вопрос.

Голландец покачал головой.

– К сожалению, нет… Не успел. Единственное, что я сделал -

это положил руки на ее бедра… И все.