Блудный сын
Шрифт:
–Ну? – с надеждой спросил он.
–Глухо… – со вздохом сказал Зелинский.
– Чертов голландец, не мог запомнить толком…
– А вы ему звонили? – поинтересовался шеф.
– А то, как же! – вздохнул Гарнопук. – Все, более или менее
подходящее, зачитывали… Может, баба ляпнула что-то несусветное, которого ни в одном словаре нет?
Шеф строго посмотрел на Гарнопука.
– Женщина не может употреблять слова, которых нет ни в одном словаре. У них для этого не хватает ума… – это тоже было одно из твердых убеждений шефа.
–А если эта женщина –
– Цветаева в темноте по чужим ширинкам не шарится… -
иронично хмыкнул Гарнопук. – Ладно, поиски только начались…
Всю обратную дорогу они шли молча. Трамвай разрезал вечер
надвое. Темнота валилась по обе стороны от рельса. Над дверью
агентства масляным пятном растекался жидкий свет фонаря. У дверей маячила поникшая женская фигура.
– Выходцева, вы? – осведомился шеф, вглядываясь в ее лицо.
– Да… – шепнула женщина.
Это была хозяйка кота, женщина средних лет с бледным лицом и горящими во тьме кошачьими глазами.
– Нашли? – с надеждой спросила она.
– А то, как же! – с гордостью сказал Гарнопук. – Здесь он…Вас дожидается. – Кстати, как его зовут?
–Черноок… с нежностью произнесла Выходцева.
Детективы вошли в кабинет, следом за ними Выходцева.
– А почему Черноок? – спросил Гарнопук, снимая куртку. – Какое-то не кошачье имя? Да и глаза у него, вероятно, как у всех котов – зеленые?
– Зеленые – только в темноте, а при дневном свете – черные, -сказала кошачья хозяйка.
Она хотела еще что-то сказать, но дикий крик Зелинского, который направился за котом в туалет, не дал ей это сделать. Выходцева в панике заломила руки:
– Боже, что-то случилось с Чернооком!
Зелинский выскочил в коридор. На голове молодого детектива на прямых ногах, выгнув спину, стоял кот. Зелинский, дико визжа, побежал в один конец коридора, потом обратно, пытаясь на ходу сбросить кота таким жестом, каким сбрасывают с головы внезапно загоревшуюся шапку. Но кот только шипел и погружал свои когти все глубже в голову Зелинского.
– Поджигай! – крикнул Зелинский, в очередной раз пробегая мимо Гарнопука.
Гарнопук вынул зажигалку, щелкнул крышкой. Огонек, словно передразнивая кота, с легким шипением вырвался из узкого отверстия.
– Нет! – дико крикнула Выходцева и со всего размаху бросилась на огонек зажигалки.
– Жарь! – не обращая внимания на рухнувшую Выходцеву, закричал Зелинский, пробегая мимо.
Гарнопук с открытым ртом застыл на месте. Выходцева, пользуясь моментом, схватила зажигалку, подбежала к двери и вышвырнула ее в открытую дверь.
– Как ты сказал? – шепотом спросил Гарнопук.
Зелинский, с испугом глянул на коллегу.
– Как-как? Жарь! А то эта сволочь проткнет мне своими когтями мозги…
Гарнопук торжествующе повернулся к шефу.
– Звоните! – закричал он.
Шеф все понял. Он мгновенно схватил трубку и набрал номер голландца.
– Жарь… – одними губами выдохнул шеф заветное слово.
Его лицо вспыхнуло и озарилось улыбкой Наполеона, получившего известие о победе под Аустерлицем.
Гарнопук
подпрыгнул на месте:– Вау!
Зелинский победно вскинул руки. Мерзкий кот, видя радость детективов, злобно прошипел «Мяу» и спрыгнул с головы молодого детектива.
Зелинский с опаской потрогал царапины, и сказал, с сожалением глядя на кота:
– Что ж ты поторопился? Мне как раз на зиму шапку нужно…Ты бы подошел.
Кот недовольно фыркнул и, выгнув хвост, начал с наслаждением тереться о крепкие, стройные ноги своей хозяйки, требуя прекращения затянувшегося спектакля. Выходцева гибко наклонилась, схватила кота на руки и устремилась к двери.
– Жарить вас некому! – бросил ей вдогонку Гарнопук с язвительной улыбкой.
– А вас мочить… – не обернувшись, бросила хозяйка и резко захлопнула дверь.
– Ну надо же! – растерянно пробормотал Гарнопук, поворачиваясь к коллегам. – Вот тебе и благодарность.
– Не будь кота, мы бы еще долго бились над этим словом… – заметил шеф. – А теперь – тайна раскрыта. Точнее, часть тайны…
– Да уж… – усмехнулся Зелинский. – Как говорится, все только начинается.
Глава 3
Туманность андрогинов
Ранним утром, когда просыпающиеся дома отряхиваются, как собаки, и зевают во всю ширь зияющих ртов-подворотен, на углу Декабристов и Лермонтовского появилась троица, подозрительная во всех отношениях.
Истовый патриот нашел бы, что это – натуральные евреи, поскольку только евреи могут подняться в такую рань, чтобы на свежую голову обдумать, как погубить Россию. Бдительный гражданин не согласился бы с патриотами. Невзирая на близость синагоги, свет, пробивающийся на их лицах, был далеко не библейский, а скорее похмельный. Бдительный гражданин скорей бы согласился с
тем, что это зловредные чеченцы, чем евреи. И только патрульные
милиционеры, хмуро поглядывая на троицу, ничего не подумали, поскольку их дело не думать, а выполнять приказы. А приказов не было и поэтому милиционеры неторопливо обошли троицу стороной и, державно печатая шаг, направились куда-то в даль по улице Декабристов по своим таинственным делам.
– Я уже думал – хана… – испуганно сказал Зелинский, потирая голову левой рукой. В правой он держал нечто, завернутое в газету. – И зачем я вчера пил?
Гарнопук с неудовольствием посмотрел на Зелинского и сплюнул себе под ноги.
– Я тебя умоляю – только не надо раскаяний. От них еще хуже. И, вообще, Валя, муки совести прибереги для брака. Там они тебе, ох, как пригодятся!
Зелинский с непониманием глянул на коллегу.
– Как же я буду наблюдать за объектом, если у меня одни круги перед глазами? – Гарнопук молча глянул на шефа и отправил в рот очередную таблетку аспирина.
Шеф был угрюм и тверд, ка линия партии в годы сталинских чисток. Утренний ветерок, летящий по Лермонтовскому, со всего размаха ударялся об его железную скулу, закручивался винтом и, пошатываясь, заворачивал на вымытую дождем Декабристов.