Blue Strawberry
Шрифт:
– Гриммджоу… – Тихо выкрикнула Ичиго, пряча от него за длинной челкой невольно брызнувшие слезы из глаз. «Не надо не смотри, не думай, что мне больно, не жалей ни о чем», – с беспокойством думала она, чувствуя, что это радость переполняла ее и вытекала из тела остатком слез. Ичиго охватило такое невероятное ощущение близости, будто в ее микрокосмос ворвалась удивительная комета, несущая с собой восторг и озарение. «Гримм… Мой милый Гриммджоу… Мой» – Бессильными руками она притянула его к себе, нежно кусая за плечо: «Только бы не закричать во все горло!»
Джагерджак, весьма проницательный относительно
Она первой подалась вперед, сближаясь с его естеством и продлевая мгновения наступившего для них счастья. Он сверкнул глазами и подхватил с удовольствием установленный ею ритм. Опытный любовник знал, что эти нежно раскачивающиеся качели – ненадолго и скоро их будет болтать так, точно внезапный ураган ворвется в тело и душу каждого. Охвативший жар разбивал вулканом их липкие от пота и удовольствия тела все сильнее и сильнее, заставляя двигаться быстрее и стремительнее, точно спасаясь от обрушившейся жары и безумия…
«Кричи Ичиго, – умолял ее Гриммджоу, – кричи моя новая Пантера!..» – Он прорычал ей в ухо свое удовольствие, попутно кусая его и целуя, спускаясь вниз по нежной шее, уже вовсю покрытую поцелуями и укусами…
«Прости меня, Куросаки…» – Замирая при виде оставленных на ее теле следов, просил Гриммджоу, но не мог справиться со своей звериной природой, находящей истинное удовольствие в подчинении, силе и боли. Куросаки покорно терпела, зная, что возьмет реванш потом, когда научится всему настолько хорошо, что заставит Джагерджака забыть эту дурную привычку и никогда не отвлекаться от ее губ.
Ее зубы царапнули его подбородок, и горячее дыхание, затем опалившее его шею, оповестило Гриммджоу, что все близится к финалу…
– Подожди меня, Ичиго… Подожди меня… – Шептал он в лицо Куросаки, в ее уши и рот, жадно хватавший порции воздуха, поскольку участившиеся крики разрывали ее легкие.
Она закусила губу, чтобы сдержаться и переключила внимание только на Гриммджоу, погружавшегося в нее все глубже, все быстрее, все полноводнее, заполняя ее незримую пустоту всем своим проявлением. Ее коготки впились в спину арранкару, и тот довольно застонал, предвкушая продолжение их игры в более привычной для него, агрессивной манере. Сейчас же он наслаждался ее нежностью и робостью, которые также не без удивления удовлетворяли его аппетиты и заметно делали его внимательнее к партнерше.
Гриммджоу сделал еще несколько отчаянных толчков и со стоном впился в губы Куросаки, которая, словно, только этого и ждала, раскатываясь эхом дрожи и довольного мычания в его душе, вжимавшейся сейчас в ее рот и тело…
– Гримм-джо-у… – Нараспев протянула Куросаки и зарылась носом в густое облако голубых волос, успокоившегося на ее груди измотанного арранкара.
Он поднял
на нее взгляд и без расспросов понял, что она – невероятно счастлива... Секста шевельнулся, чтобы вновь приникнуть к ее устам, но ее руки удержали его:– Останься еще немного во мне… – Попросила Куросаки Гриммджоу и крепко обхватила того за плечи.
– Хорошо, – прошептал арранкар, прекрасно понимая, что сейчас чувствовала Ичиго, ведь его внутренняя пустота сейчас наполнялась любовью так же, как и ее лоно. Ощущение полной целостности, определенной завершенности и невероятного преобразования объединяло сейчас их в неразрывном объятии, в идеально сформированной из двух половинок сущности, которая не хотела больше никогда разъединяться…
– Гриммджоу… – Тихо позвала его Ичиго, боясь нарушить сладкую мелодию бьющейся в унисон пары сердец.
– Да?..
– Я чувствую в себе твою душу…
– М-м-м, – промурлыкал довольный арранкар, – я рад, что она появилась благодаря тебе…
====== LV. ГОЛОД ПАНТЕРЫ: СЛИВКИ И «КЛУБНИКА» ======
Ичиго распахнула глаза ото сна и увидела, что лежит одна в своей постели. На улице было темно, как вечером, и непроизвольные, совершенно детские страхи сковали ее горло, но голос все же с тревогой позвал того, кто был дорог:
– Гриммджоу?!..
– Я здесь! – Отозвались сразу, где-то снизу, а затем шум свалившихся на пол тарелок и кастрюль подсказал: арранкар знакомился с кухней. – Твою мать! – Выругался он следом, и вновь что-то задел. Дом сотрясся от нового грохота. – Куросаки! Что б тебя! В этом доме есть что-нибудь пожрать?!
Ичиго нервно захихикала и закрыла лицо ладонью: и куда девался нежный ласковый котик? Глаза мигом запротестовали, широко открываясь: ну, да, с каких это пор Гриммджоу – “нежный и ласковый котик”? Она усмехнулась: в недавнем поведении Сексты скорее сквозила подчеркнутая осторожность и трепетная бережность первых прикосновений, которые не без труда скрывали его врожденную животную страсть, силу и желание.
– Куросаки!!! – Завопил Гриммджоу, на которого снова что-то упало.
– Да, что, он рехнулся?! Сейчас мне весь дом развалит!!!
Куросаки схватила из шкафа первую попавшуюся футболку и, надевая ее наскоро, быстро зашлепала босыми ногами по ступенькам.
– Какой ужас… – Замерла она на пороге кухни, где под грудой коробок лежал испачканный с ног до головы мукой Гриммджоу: у Юзу была довольно таки вместительная кладовка с припасами. Уместное ударение – на слове «была».
Куросаки подбежала к несчастному Джагерджаку, фыркающему и проклинающему всех и вся, чтобы вытащить того из-под продовольственных запасов.
– Эх, ты, горе мое луковое… – Усадила она его за стол и принялась полотенцем стряхивать с него остатки муки. Затем уперлась руками в бока, как сварливая жена, и строго посмотрела на нашкодившего «котяру»: – Ну? И что ты тут устроил?
Он покосился на учиненный беспорядок и недовольно хмыкнул.
– Что «что»? Поесть искал, разве не понятно?.. – Буркнул голубоволосый, вернее, мутно-голубоволосый, в прядях которого кое-где все еще оставалась мука.
Куросаки взглянула на гору пустых тарелок на столе и вылизанных контейнеров с остатками, очевидно, вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака: