Бог-без-имени
Шрифт:
Но было уже поздно.
Глава 7
Лезвие вошло в шею кэра на целый палец, перерубая жилы и мышцы. Кровь брызнула высоким фонтаном, но к удивлению Фьольвира, не спеша опадать, поплыла по воздуху, как по невидимому водоводу, через головы в густую темноту за креслом правителя. Можно было поклясться, что ни одна капля не упала на пол.
Торжествующий хохот рассыпался по залу. Мгновение — и ему уже вторили все собравшиеся. Смеялись Фьольвиру в лицо. За креслом правителя распускал лепестки алый цветок тонкого пути. Хохочущие стражники выстроились на возвышении,
Кэр упал, но кровь из него все также продолжала струиться вверх. Тонкое лицо заострилось, сделалось пепельным. Глаза запали в глазницах.
Фьольвир стоял неподвижно.
— Ах, Хэн тебя забери и перемели в прах!
Унномтюр, объявившийся рядом, вырвал окровавленный топорик из рук спутника.
— Он про Хейвиску… — прошептал Фьольвир.
— Конечно! — сверкнул острыми зубами Унномтюр. Он вновь был в своей привычной ипостаси с пронзительными синими глазами. — Мтаг не мог здесь никого убить. Ему нужно было, чтобы ты…
— Я? — заморгал Фьольвир.
— Ну, ты же у нас — герой!
— Но Хейвиска…
— Что Хейвиска? Очнись! Она уже мертва, арнасон! Что ж ты введешься, как рыбак перед озерным ваэном.
Фьольвир оглянулся. Вокруг кривлялись, смеялись, жмурились, взмахивали руками люди. Казалось, им нет никакого дела ни до Фьольвира, ни до мертвеца.
— И что теперь? — спросил он.
Унномтюр вздохнул.
— Теперь, боюсь, будет много крови.
— Но я не хочу! — запротестовал Фьольвир.
Унномтюр фыркнул.
— Удивляюсь тебе. Зарубил человека ни за что, и вдруг — не хочу. Вон лежит твой кэр — попробуй оживи.
— Это была ошибка.
Унномтюр посмотрел на Фьольвира.
— А я тебя не предупреждал? Ладно, держись за спиной.
— Прорубаться будем?
— Почти.
Фьольвир стиснул плечо спутника.
— Готов.
— Тогда пошли.
Но стоило им начать движение, как люди в зале прекратили хохотать, выпрямились и уставились на них. По мере того, как Унномтюр с Фьольвиром приближались к возвышению, в шорохе одежд и шарканьи обуви принялись перемещаться и они, оставляя между собой и гостями два, три шага пустоты, но сами сбиваясь все теснее и теснее. Кровь мертвого кэра тонким, алым, пересыхающим ручейком текла над ними. Кто-то то и дело всхохатывал. Звучало это жутко.
За пять шагов до возвышения Унномтюр остановился.
Люди выстроились перед ним, захватив ступени и все пространство у возвышения. На лицах их расцветали улыбки, но глаза были пусты и глядели сквозь. Стражники у кресла правителя, показывая серьезность намерений, обнажили мечи.
— Мтаг! — крикнул Унномтюр.
— Уо-хо-хо! — раздался из-за кресла веселый голос. — Кого я слышу? Ты, кажется, один из Йоруновых слуг?
— Возможно.
— Нет-нет, я видел тебя! — сказал Мтаг, не показываясь. — Ты был безмолвным и тихим. Как же ты уцелел?
— Не твое дело!
— Прятался между ног у своей хозяйки?
Унномтюр качнул головой.
— Ты хочешь разозлить меня?
— Хочу! — заявил Мтаг. — Очень хочу! Впрочем, о том, что Накки из-за отлучек Йоруна готова лечь в постель с любым, подвернувшимся под руку созданием, мы, внизу, слышали постоянно. То от одной мертвой души, то от другой. Старина Хэн из-за Накки пил яску для мертвецов, как в прорву. Слал гонцов с уговорами. Но они возвращались, разрубленные Йоруновым копьем. Или, думаешь, ты какой-то особенный?
— А ты покажись, и посмотрим, —
сказал Унномтюр.Мтаг захохотал.
— Я тебя и так вижу! Ничего выдающегося. Божественной силы чуть. Йорун, похоже, лепил тебя на коленке.
Унномтюр подался вперед.
— Тогда тебе, тем более, нечего бояться. Ну же, Мтаг, посмотрим в глаза друг другу.
— Ой-ёй-ёй!
— Неужели страшно? Или все силы на Эйяльтога потратил?
— Слушай, да, — сказал Мтаг. — На самом деле, чуть ли не все эйхе на этого каменного идиота извел. Представь, я его в осколки, чтобы до ключа добраться, а он мне высказывает, что сражение было не честное, и еще мгновение — и он бы мне показал. Даже предлагал собрать его по-новой, чтобы сразиться по-настоящему. Правда, я так и не понял, что он под этим имел в виду. А здесь, в дурацком городке, оказывается, мне еще и кровь не пролить. Какие-то нелепые ограничения, которые, на удивление, еще действуют. Хорошо, твой герой с топором помог. Между прочим, как я и рассчитывал. Он у тебя совсем дурачок.
— Сам дурак! — крикнул Фьольвир.
И получил от своего спутника локтем в ребра.
— Так ты выгляни, выгляни, — призвал Унномтюр играющего в прятки Мтага. — Если мы такие никчемные…
— А вы такие и есть! — заявил Мтаг.
— Тогда в чем же дело?
— Осторожность еще никогда никого не подводила.
Унномтюр обернулся к Фьольвиру.
— А, по-моему, он трус, арнасон, — сказал он. — Самый обычный трус, хоть и первый ученик. Как ты думаешь?
Глаз его незаметно подмигнул Фьольвиру, и Маттиорайс кивнул.
— Трус! Как не трус? Трус! Странно прятаться, когда у тебя куча народу в послушных куклах.
В темноте за креслом рассмеялись.
— Теперь вы хотите подначить меня! Так сказать, моим же оружием…
— Есть такое, — признался Унномтюр.
— Ой, ладно! — высокая алая тень со смешком медленно вытянулась из-за кресла. — Чего я действительно боюсь?
Мтаг встал за стражниками, частично доступный огням светильников. У него было странное, остроносое лицо. Широкий рот. Узкий подбородок. Глубоко утопленные в черепе красные глаза. Фьольвир, возможно, не назвал бы Мтага уродцем, но все же черты лица макафика показались ему слишком резкими из-за двух морщин, прорезающих щеки от крыльев носа.
Складки алого платья скрывали фигуру.
— Вот и я, — улыбнулся Мтаг.
— И что, страшно? — спросил его Унномтюр.
— Немножко. Вы меня все же пугаете. Я, признаюсь, рассчитывал, что погони за мной никакой не будет. Думал, сломаю героический механизм — и свободен.
— Не доломал.
Мтаг вздохнул.
— Получается, так. Нет, я подстраховался, но, видимо, не достаточно.
— Да, Коггфальтаддир сплоховал.
— Увы.
— И что теперь? — спросил Унномтюр.
— Думаю, уйду по тропе, — улыбнулся Мтаг.
Улыбка обнажила острые белые зубы в черных деснах.
— Может, бросишь это дело со шкатулкой? — предложил Унномтюр. — Ничего хорошего не выйдет.
— Я бы бросил, — сказал Фьольвир.
— Ну что вы! — сказал Мтаг с усмешкой. — Кто же отказывается от таких шансов по своей воле? Тем более, что я знаю, что меня ждет в противном случае. Ни Йорун, ни старик Хэн не забудут мне этого никогда, не говоря уже обо всех остальных. А терпеть и в жизни и после смерти их извращенную, примененную ко мне фантазию — простите великодушно. Так что выход у меня один.