Бог одержимых

– Так "пропёрло", что сумел делегации из Мозамбика объяснить дорогу до кафедры иностранных языков? Вас же, юрфаковских "заушников", за идиотов держат! Где ты слышал суахили?

– Нигде, - угрюмо признался Костик. Разговор принимал неожиданный оборот. Он никак не мог понять, к чему, собственно...
– Все от них шарахались, а мне жалко стало. Высокие, чёрные, в хламидах... Красиво. Ну, я и подошёл. Разговорились...

Отец хлопнул ладонями по коленям и гулко рассмеялся:

– Нет, мать! Ты послушай, о чём этот парень толкует! "Разговорились"...
– и вдруг, без всякого перехода гортанно зарычал: - Anata wa supai desyoka. sobietona roshiya de minkeikeikan wa gairo ga torichigaete imasu. Minkeikeikan ja nai desu yo!- его рычание перешло в крик: - Supai desu ka. Hakuzyo shiyoц! *

У Костика потемнело в глазах:

_______

* - Ты, наверное, шпион, парень? У нас, в Советской России, милиционеры в названиях улиц путаются! Нет! Ты не милиционер! Ты - шпион? Да? Признавайся!!! (японск.)

– Iie - едва выдавил он. Трясущейся рукой поставил на стол чашку.
– zyoshi-san, supai de wa arimasen ! machi ga wakarimasen.*

Роман Аркадьич откинулся на спинку стула, как-то обмяк и посерьёзнел:

– anata wa tensai desu ka.

– supai ja nai! ** - угрюмо стоял на своём Костик.

– Так ты, парень, гений?
– по-русски повторил вопрос Роман Аркадьич.

– В каком смысле?

– Понятно. В команду не думал возвращаться?

– Не знаю, - честно признался Константин.
– Хотелось бы чего-то большего...

Лариса Яковлевна вдруг страшно засуетилась, долила им чаю и убежала на кухню. Из приоткрытых дверей повалил вкусный, настоянный на вишне и яблоках запах свежей выпечки.

– Большего?
– задумчиво переспросил Роман Аркадьич.
– Как насчёт МГИМО?..

В коридоре коротко вякнул звонок.

Костя вскочил. К чёрту МГИМО! К чёрту Мозамбик! Он уже тридцать четыре дня не видел Галку...

***

Вот дурак! Что я, Африки не видел, что ли? Да и питомник номенклатурных птенцов от самого основания в моей собственности значится.

_________________

* - Нет. Я не шпион, господин начальник. Я улиц не знаю... (японск.)

** - Я - не шпион! (японск.)

Только про "дурака" - это я напрасно. У Константина всё сложилось вполне благополучно: Галина, МГИМО, столичные родители... Карьера! А когда коммунизм полетел... гм! ко мне на темечко (рога, чтоб вы знали, - выдумки атеистов!), клан Тульчиных не без Костиного активного участия, вполне успешно адаптировался к новым условиям. Не Ротшильды, конечно, но с бедностью никогда не знакомились...

Фернан "устроился" тоже неплохо, но у его испанской родни не "сложилось": Беатрис ничего не получила. И дело было не в королевской обиде. С этим - порядок. Того, что привёз в трюме "Виктории" Элькано, с лихвой хватило, чтобы окупить все расходы на экспедицию. Дело было в другом: Фернан стартовал, имея на бортах двести шестьдесят пять человек, а в Лиссабон вернулось восемнадцать. Цена кому-то показалась чересчур высокой. Тем не менее, Беатрис не голодала. А когда сыновья подросли и взяли на себя заботу о своей матушке, то и вовсе всё наладилось.

Испанец Элькано присвоил себе славу первооткрывателя западного пути к пряным островам, а имя португальца-наёмника Фернана стали забывать. На что он, собственно, и рассчитывал. Уже через тридцать лет его путешествие стало легендарным. А после гибели нескольких десятков кораблей в лабиринте Огненной Земли, и самые отъявленные романтики усомнились в проходимости пролива. Так что все довольны.

И вот, что я думаю. Вы ведь тоже можете изменить свою жизнь к лучшему. И если кто-то и против, то только не я, - наоборот! Готов помочь всемерно и чем могу. Вы только докажите желание. Докажите! Кровью, потом и слезами. Только тогда все карты будущего покажу. И не то что суахили, язык животных понимать будете.

Докажите! И будет вам.

Не сомневайтесь...

ТЕНЬ ОТ РУКИ

"Cos I Luv You", - для тех, кто понимает. Лирика плавно переходящая в истерику.

Меня зовут Егор... кагор, бугор, багор...

Я ненавижу горы!

Здравствуйте.

Я не люблю Жаклин Кеннеди, слушаю Slade, а меня как-то выслушал Кулагин Виктор Иванович. Первое и второе помогло познакомиться с Катериной. Зато третье делает наши отношения невозможными: я - здесь, она - там, и так будет до тех пор, пока она не выйдет замуж за кого-то более путевого, чем я.

Так решил ее отец, Кулагин.

Там - это где осень и весна. И затяжные зимы. Где лето с пухом тополиным, где утро каждое - война... ой!

Разве выпало: "война"? Я делаю неосторожный шаг и теряю равновесие. Командир поддерживает меня за рюкзак:

– Под ноги смотри, Егор!

Это Витос. Отец по землячеству и нянька. Все в одном лице. Да. С заботой о сыне, уснувшем в пустыне в камнях на вершине... При чем тут "сон на вершине", хотел бы я знать? Впрочем, нет. Не хотел бы.

А что "под ноги"... это он зря - придавленный рюкзаком, я кроме своих ног и частого булыжника ничего не вижу. Камень с отвратительным скрежетом давленого гравия ест обувь, поплевывая в лицо фиолетовой под липким небом пылью.