Бог одержимых

***

Звезд было не просто много. Им не было числа.

Громада камня ласково грела левую щеку, а поднявшийся к ночи ветер обдавал холодом правую. Чуть потрескивала, остывая, скала. Ветер едва слышно подвывал на утесе. Где-то далеко гремел барабан.

"Гуллосу тоже не спится, - улыбнулся сквозь сладкую дрему Егор.
– Ни телевизора, ни Интернета. Развлекает аймаров, как может. Впрочем, чтоб на потеху племени дырку в камне пальцем провертеть, барабан, наверное, не нужен".

Взобраться на складку он успел до темноты. Расставил закладухи и тщательно закрепился. Потом размотал стометровую катушку капронового троса, и Гарсилас передал ему термосы с горячими бульоном и мате. А еще пакетик с сухофруктами и спальный мешок - и сейчас было холодно, а к утру температура могла и вовсе упасть до нуля.

На удивление, какой-то особенной усталости Егор не чувствовал. Даже таинственная сороче, которой пугали "бывалые", никак не сказывалась на его самочувствии и настроении. Никакой одышки или слабости. Разве что немного тянули мышцы живота, куда бойцы Гуллоса приложились палкой. Впрочем, возможно, существенной прибавкой к здоровью было мате. С ударением на первом слоге, разумеется. А то, что южноамериканский "травяной чай" заваривался на листьях дерева, Егор узнал еще в первую неделю аккомодации в Парамонга.

"Инструктаж, прививки, крепости Инки, волосы дыбом на русском загривке..."

Наверное, командиру и впрямь удалось поделиться с ним своим спокойствием. А может, и вправду ничего такого в этом подъеме не было.

"В конце-концов, я этим занимаюсь уже полгода, - сказал себе Егор.
– Наверное, окреп, да и опыт, какой-никакой появился..." Еще он подумал, что если поверить командиру о правилах поведения в экстриме и принять все как есть, то... что тут такого? Спасение в безвыходной ситуации в том, чтобы перестать искать выход. Живет он здесь. На горе. И совсем неплохо устроился. Ему тепло. Он сыт. Простейшие физиологические потребности своевременно удовлетворены. В полном объеме. А что опорожнение кишечника происходило на стометровой высоте, так это и впрямь забавно: теперь, когда он будет говорить: "да ложил я на вашу цивилизацию", - это не будет хвастовством или бравадой.

Так он себе и думал о том о сем, как вдруг зазнобило: неподалеку на карнизе засветилось серебристое облачко. Сияние, дрожа и переливаясь, уверенно принимало очертания человека... Через минуту сгусток света оформился в женщину, которая, кутаясь в пончо, стояла на краю пропасти. Широкие поля сомбреро закрывали ее лицо.

– Командир, - шепотом позвал Егор.
– У меня проблемы, командир.

– Что там?
– немедленно отозвался Виталий.

– Тут у меня женщина...

– Одета?

– Что?
– не понял Егор.

– Женщина, спрашиваю, одета?

– Да. Пончо, сомбреро... лица не видно.

– Тогда откуда ты знаешь, что это женщина?

– Не знаю, - растерялся Егор.
– Мне так кажется.

– Допрыгался, - посочувствовал Виталий.
– Целибат в твоем возрасте... а ведь Дмитрич звал тебя в бордель! Да и наши девки на тебя косятся.

– "Целибат" - это у попов-католиков, - возразил Егор.
– А меня невеста ждет.

– Тогда анахорет...

– "Анахорет" - это отшельничество. Там про женщин ничего не сказано.

– Вот я и говорю - анахорет, если женщины не предусматриваются.

Спор о терминологии как-то незаметно отвлек Егора от сияющего призрака, но сама проблема никуда не делась: так и стояла в метрах пяти от него, чуть подрагивая на ветру, будто прислушиваясь к далекому барабану.

– А мне что делать? Привидение-то, вот оно.

– А что же ты хотел? Кладбище все-таки...

– Очень "смешно", - недовольно буркнул Егор.

– Любуйся!
– посоветовал Виталий.
– Считай, - повезло. Ты в горах, парень! Каждый из нас видел нечто, чему нет объяснения. Тот же Дмитрич, к примеру, полярным сиянием любовался. В Карпатах. Так разве сравнить: у него - бессмысленные сполохи на небе, а у тебя - дама.

Егор понял, что Виталий насмешничает только затем, чтобы успокоить и не дать запаниковать.

– Командир, - позвал он.
– А ты не мог бы в бинокль глянуть: эта штука и вправду здесь светится, или у меня крыша едет?

– Давно смотрю, Егор, - ответил Виталий.
– Насчет "крыши" можешь быть спокоен: у тебя на карнизе и вправду что-то есть. Но мне отсюда не разобрать: скала теплая - воздух дрожит. И что твоя барышня делает?

– Мне кажется, барабаны аймары слушает, - сказал Егор.
– Во всяком случае, будто повернута в ту сторону, откуда звуки. А еще она мерцает... в такт.

Серебристое облако и вправду заметно колыхалась в такт барабанам. Но кроме общего колебания формы, свечение заметно пульсировало по яркости. Было красиво: лиловые искры рождались внутри и стремительными волнами перебегали из центра к периферии...

– Гарсилас говорит, что духа нужно успокоить, - сказал капитан.

– Успокоить?

– Да. Древняя смерть. Бояться не нужно, она пришла только за словом: узнать, как мы тут живем. Лучше всего петь. Гарсилас уже свою сопилку достал..

Снизу и вправду донеслись неуверенные звуки разбуженной свирели.

– Это свирель, командир, - сказал Егор.
– Только здесь она называется "чиримия".

– Ты не умничай, - строго оборвал его Виталий.
– Подумай лучше: мы только пытаемся слушать горы. А горы, оказывается, давно слушают нас.

– Но это как-то глупо. Петь привидению...

– Мы в чужой стране, сынок. И если судьба занесла на древнее кладбище инков, а их потомки советуют петь... наверное, не стоит упрямиться?

– О чем же мне петь?

– О том, что болит, конечно. Давай про Катюшу. Я ведь ее малышкой на руках носил. Витек в Гренландию за каким-то хером поперся, так мы с Марией чуть ли не каждый вечер к Валюхе в гости закатывались...

"Это он о матушке Катерины - Валентине Михайловне, - понял Егор.
– А Мария Ивановна, выходит, его жена. Значит, они и вправду близко знакомы..."

– Нет проблем!
– уверенно сказал Егор.
– Ща спою! Только мне твоя помощь нужна. Как услышишь, что я такт приканчиваю, так словечки подбрасывай. Какие только в голову придут. Мне так легче.