Бог одержимых
Шрифт:
Липкое? Потому что цепляет глаз. Ни намека на призрачную голубизну наших широт. Ни тяжелых туч, царапающих животы о верхушки деревьев. Ни легкомысленной кисеи перистых облаков, свысока напоминающих о влаге и далеких морях с океанами.
Воды здесь нет. И не было. Никогда. А потому: ни деревьев, ни кустов, ни кисельных берегов, древней смерти юных слов... Вздор!
Что за хрень? С самого утра - кошки на сердце. Скребут проклятые, мысли измятые, судьба полосатая... о! Задор!
Заусеницы рифм пугают. Мне, ведь, чтоб на будущее погадать, карты не нужны. Я верю, что там, в глубине меня, сидит кто-то, кто знает все наперед. И если удачно созвучия раскинуть, то он о грядущем мне намекает: слово только назови и судьбу благослови - пальцы скользкие в крови...
Ну, вот, опять. Видите? Хороши намеки. Лучше бы помалкивал... зараза.
Нас трое.
Я - рифмоплет-салага-чайник. Мой командир - Виталий Петрович, он же Витос. Он же "капитан". Исключительного мужества человек: таким как я, живой укор, не раз воспетый мной, поэтом, продвинутый по части гор и малость двинутый на этом.
Оп-па!
– эпиграмма, хе-хе...
Третий - Гарсилас. Этот нормальный, из местных. Командам послушен, к горам равнодушен, солнцем укушен... Короче!
– большой любитель привалов и кухни.
Впрочем, и то, и другое мне тоже по вкусу - "салага безусый дал в ухо тунгусу..."
– Алто!
– командует Витос, и мы с проводником послушно останавливаемся.
На испанском я за эти полгода так и не заговорил. Но ключевые слова запомнил. Нет. Это не "этапа", - сигнал к привалу. Сейчас Витос определится по GPS, даст новые вводные Гарсиласу, и мы продолжим движение - к трудностям с презрением, к души упокоению...
Трубадур, блин! Да что же это меня так колбасит?!
Стиснув зубы, я потею под поклажей... из варварской блажи по скалам я лажу.
Минута, может, две покоя и двинемся дальше. Нет смысла сбрасывать с плеч тяжесть. Потом дольше будет возиться с ее навьючиванием обратно - удача вероятна в пустыне безвозвратной.... Вот! Значит, не верю, что отсюда выберусь?! А "война" - это предчувствие скорой развязки? Правду говорят, что поэты не просто заглядывают за угол, - они видят будущее.
Только я не хочу быть поэтом. Хочу быть незрячим. И красивые девушки будут переводить меня за руку через улицу... вот только как в этом случае я пойму, что они красивые?
– Приехали, - по-русски говорит Витос и, повысив голос, кричит проводнику.
– Этапа!
Я оборачиваюсь:
– Пришли что ли?
– Сюрприз, парень, - доброжелательно отвечает Виталий, помогая мне освободиться от рюкзака.
– Правда, здорово? Спутник на месте. Если поспешим, то через минуту
Домой? Я не вчерашний, не "простой", его слова - сплошной отстой.
"Дом" для Виталия Петровича - это брошенный на краю Косты джип. А в машине - еще три "ящика", по числу вершин, к которым эти железяки нам следует приколотить. Таких бригад, как наша, здесь, в Андах работают два десятка. В Кордильерах, насколько я знаю, тоже свои, братья-славяне.
Собственно, весь русско-украино-белорусский промальп сейчас здесь. Денежно, престижно, скоропостижно... И я, дурак, сюда ломанулся. Отцу Катерины решил что-то доказать. Ага! Вход - рубль, выход - два... и вся жизнь - трава, а в живот - булава, дома плачет вдова...
Классно меня Кулагин "сделал". Пока ВСЮ работу не закончим, НИКТО отсюда не уедет. А работы еще лет на пять. Шутка ли: основные горы пометить, чтобы ученый люд в реальном времени вибрации Земли слушал. Стопроцентный аларм-сигнал землетрясений на братской американской земле! Такую музыку готовим. Ну, а я тут в кабале, и, гадая на золе, вижу выход лишь в петле...
Наши-то, как здесь закончат, в Гималаи собираются. Чтоб и Евразию можно было "слушать". А что им? Хлебом не корми - дай по горам полазить. Вдобавок, за деньги!
Вот только о Кавказе - молчок. Не хотят они "Кавказом стенки ходить". Видать, уже там побывали. И не понравилось. А я, скромный, не спрашиваю, где они сноровку со снайперской винтовкой муштровкой-тренировкой пришнуровывали...
Да ну их... железные люди, тесен их круг, залпом орудий по теням от рук.
"Теням от рук"? Еще один "намек", о котором лучше поскорее забыть. Все равно, пока не случится, не разберешь, о чем внутренний голос подсказывает.
А Гарсилас уже хлопочет рядом, дружелюбно похлопывает меня одной рукой, указывает на рюкзак Виталия другой:
– Гыл-гыл-гыл, Витос, - радостно щерит изрезанное рубцами лицо Гарсилас.
– Гыл-гыл-гыл, Горос...
– Что ему нужно?
– я с облегчением распрямляю усталые плечи и спину.
– Обед ему нужен, - поясняет Виталий.
– Лакомида...
– Сикларо лакомида!
– едва не вопит проводник, и его истерзанное солнцем лицо складывается в печеное яблоко.
– Яэсора порфин!
Я понимаю его восторг: походная кухня из керогаза и герметичной посуды позволяет даже на этой высоте быстро готовить суп и тушенку. А сами припасы: мясо и сушеные овощи, разве сравнишь с местной пищей из тараканов и ящериц?
Заглядываю в жадный рот Гарсиласа, морщусь от его гнилого дыхания и представляю, как он поедает сороконожек, закусывая пауками - "работая руками с зажатыми клинками..."
Становится не по себе: опять символ близкой беды.