Бог одержимых
Шрифт:
– А как насчёт жареной картошки?
– поинтересовался я.
– Есть и менее болезненные способы отправиться на тот свет, - как-то чересчур рассудительно ответил Лукич.
– Или подзабыл диету лунной рекондиции?
Разумеется, не забыл. Уже и пошутить нельзя... Впрочем, меню Лукича оказалось "на высоте". Я и не заметил, как всё съел.
– Здорово!
– искренне восхитился я.
– Спасибо. Вкусно.
– На здоровье, - вежливо ответил Лукич.
– Что будем делать дальше, капитан? Как думаешь?
–
– Но если вы о нашей ситуации, то самое время вернуться в рубку и послушать, что скажет компьютерный переводчик.
– Я взглянул на часы.
– Кроме того, он уже полчаса "слушает", что там, у Шахтияра на корабле делается...
Мы с Лукичом убрали на кухне и вернулись в рубку. Я с облегчением вытянулся в пилотском кресле, а Лукич пристроился на комингсе в дверном проёме. Мне стоило больших усилий, чтобы сдержаться и не предложить ему поменяться местами. Как он там может сидеть?
Комп и в самом деле дешифровку закончил, но толку к нашей ситуации это нисколько не прибавило.
На корабле-захватчике, кроме Шахтияра, была женщина. Вот эта парочка и составляла весь экипаж наших обидчиков. Причём, какая парочка! О нас - ни слова! Женщину звали Лин. И все их разговоры сводились к темам: что и сколько будет Шахтияр кушать на обед, ужин и завтрак. Как Шахтияру спалось, и нет ли у него претензий к тому, как уложены у Лин волосы. Какой именно массаж выберет сегодня Шахтияр, и, наконец, какую именно позу предпочтёт Шахтияр в любовных ежевечерних состязаниях со своей возлюбленной Лин...
Я немедленно не выключил воспроизведение только из-за понятного ступора, в который попал после первых же слов. Потом я пришёл в себя, украдкой взглянул на Лукича и всё-таки выключил...
– О, великий Шакти!
– прошептал Лукич в наступившей тишине.
– Только этого не хватало!
– сказал я.
– Нас остановил самовлюблённый кретин!
– У неё ангельский характер, - заметил Лукич.
Я собрался с духом и включил вновь:
– ...ванна с лепестками роз, мой повелитель. Надеюсь температура воды...
– Лин, хватит, - обрывает сладкие речи мужественный Шахтияр.
– Ты отремонтировала кремальеру замка хозотсека? Сколько раз повторять...
– Конечно, мой возлюбленный. Ты просто по привычке не в ту сторону откручивал...
– Так что, сложно было сделать так, как я привык?..
– Я переделаю...
Я вновь выключил. Вырисовывалась невесёлая картинка: деспот-солдафон Шахтияр и юная рабыня, с которой обращаются по-скотски. Кроме того, невольница работает на полставки бортинженером, которого, невзирая на блестящую работу, унижают мелкими придирками. Я не выдержал и опять включил:
– Ладно, заткнись! Я буду спать...
– кратко изложил свою версию галантности мужественный Шахтияр.
– Да, мой господин, - откликнулась Лин.
Я выключил.
– Может, ещё послушаем?
– забеспокоился Лукич.
– Вдруг они именно сейчас скажут что-то важное?
– В постели?
–
– Думаю, будет лучше идти спать. А завтра... завтра, конечно, послушаем. Быть такого не может, чтобы эта парочка не обсудила между собой нашу дальнейшую судьбу...
Мы разошлись. Он - в спальню. Я - в кают-компанию.
***
Не спалось. Болели мышцы, израненные гравитацией; болела голова от избытка впечатлений; болело сердце от потери баржи. Кругом я видел только проблемы. Заурядный рейс превратился в какой-то фильм ужасов с весьма вероятным летальным исходом. И не было выхода. Если корабль Шахтияра и в самом деле какое-то секретное оружие военных, нас могут задержать надолго. А с учётом стоимости руды... зачем им вообще оставлять свидетелей? Сбросить на Юпитер и концы в воду... Или что там? В водород...
Примерно через час я сдался. Лёгкой победы в борьбе с бессонницей не получилось, и я отправился на кухню. Сварил кофе, добавил пакетик сухого молока, прихватил тюбик со сгущёнкой и направился в рубку, чтобы немного "погонять" компьютер - поупражняться в земной полилингвистике.
Дойдя до пилотской, я остановился - за дверью кто-то разговаривал. Вот дела! Я только собирался поискать среди языков Земли что-то общее с речью Шахтияра, а старик уже нашёл общий язык с его подружкой! Напряжение этого весьма хлопотного дня вылилось в очередной приступ ярости и злобы.
Я был в бешенстве.
Дед вошёл в рубку без разрешения!
Этот старый дурак сидит в МОЁМ кресле!
Эта реакция была настолько непривычна для моих поведенческих рефлексов, что меня на несколько минут будто парализовало. Я не мог сдвинуться с места!
Это было ещё одно звено в цепи случайностей, которая, в конечном итоге, перевернуло наш мир. Ко времени, когда я вновь обрёл способность двигаться, до меня начал доходить смысл беседы, невольно подслушанной у дверей собственной рубки.
– ...Это, по меньшей мере, странно!
– басил Лукич.
– Только так, - мелодично откликался на его недоверие нежный девичий голос.
– Мужчина - хищник, охотник. Он упорядочивает окружающий мир. Приводит его к состоянию, при котором женщина и потомство могут без опаски выходить из пещеры. Женщина - хранительница очага и мира внутри жизненного пространства, объём которого обеспечивает мужчина. С этой точки зрения, мужчина - лишь инструмент женщины. Инструмент, о котором нужно заботиться...
– Но эти отношения не могут не развиваться. Где пещеры, а где мы?
– упрямился Лукич.
– "Хорошее" для троглодитов, не может быть "хорошим" для цивилизованного общества. Свобода - это здравый смысл, совесть и равноправие сторон. Женщина и мужчина - это, прежде всего люди...
Ещё минута, - и я тяжело опустился на пластик пола перед дверью. Присел и привалился спиной к переборке. Там, за дверью, старик витийствовал, обольщая юную деву. Временами она весьма пикантно хихикала, а он вторил ей солидным, уверенным смехом. Беседа шла о чём угодно: о равенстве полов и половом шовинизме, о цветах и пчёлах, о дожде и радуге...