Бог одержимых
Шрифт:
– Кто вы такой?
– спросил я через минуту.
– Что вам нужно?
И тут он мне ответил:
– Капитан Коган, вы арестованы. Следуйте за мной.
В первое мгновение я почувствовал облегчение - всё-таки русский, и только потом до меня "дошёл" смысл сказанного.
– Не понял!
– признался я.
– В каком смысле "следуйте"?
Но он отключился, и компьютерная развёртка радара показала стремительный манёвр по расхождению его судна с моим грузовиком.
Вновь включилось изображение.
То же лицо, только перекошенное от ярости:
– Капитан Коган, вы не выполнили приказ! Объявите тревогу и прикажите экипажу надеть скафандры. Вынужден вас атаковать.
Вообще-то я не всегда такой "тормозной". Но согласитесь, на моём месте любой бы растерялся. Только сейчас я понял, что незнакомец был абсолютно уверен, что я запущу двигатели и в соответствии с его петлёй сойду со своего курса. Ага! С двумя тысячами тонн руды?!
– Что за бред?
– возмутился я.
– Это что, шутка?
Нет. Он не шутил. Не знаю, чем он там по мне пальнул, но тряхнуло здорово. Из кресла я не вылетел только потому, что был привязан. Консоль диагностики и анализа расцвела гирляндами огней - один страшнее другого, и одного взгляда хватило, чтобы понять: я потерял баржу.
В глазах потемнело. Кажется, я завыл.
– А-ах ты... крысёныш!
– сказал я.
– Ты что, гад, делаешь?
Он что-то ответил, но мне уже было не до него. Две тысячи тонн палладиевой руды - это год работы нескольких космических станций. Это зарплата трёх сотен человек, их воздух и пища. Это, в конце концов, моя работа, - взяв баржу на буксир, я принял на себя ответственность за сохранность груза.
Я ещё раз проверил сигналы датчиков. Всё верно - сцепки не было. Тогда я вышел на аварийную частоту: тревожный сигнал осиротевшей баржи прослушивался чётко. Компьютер уже отметил у себя в памяти её стартовые координаты и теперь, по моей команде, занимался расчётами элементов её новой орбиты. К сожалению, первые приближения не были обнадёживающими: через двое суток баржа вернётся в плоскость эклиптики и войдёт в метеоритный пояс. И тогда...
Я был в бешенстве:
– И в чём тут героизм, милейший?
– человек на экране всё ещё хмурился, а я очень надеялся, что в моём голосе было достаточно яду, чтобы он умер. Вот так - на расстоянии.
– Ты расстрелял мой буксир, а я тебя даже протаранить не могу...
– Вы не подчинились приказу следовать за мной, - невозмутимо ответил незнакомец.
– Я физически не могу выполнить такой приказ, - прохрипел я. От злости перехватило дыхание.
– В моих баках нет ни капли топлива. Может, заглянешь ко мне? Лично, так сказать. Потолкуем? Без этих "пиф-паф"...
– Как же вы собирались тормозить в пункте назначения?
– На подходе меня встречают буксиры порта разгрузки.
Они принимают баржу, а меня заправляют, и я лечу за следующим грузом. А как теперь быть, я пока не знаю. Может, подскажешь? В личной беседе...– То есть вы терпите бедствие?
– Нет, я испытываю счастье!
– закричал я.
Вообще-то я не считаю себя скандалистом. Для склоки нужен темперамент, амбиции и, возможно, что-то ещё... но все эти качества не позволили бы мне стать пилотом буксира.
Моя работа - это долгие месяцы полного одиночества. Тихая меланхолия, занятия йогой, борьба с обучающими программами, наблюдение за звёздами, научные и популярные статьи по понятным и близким мне темам. Это тёплые встречи с родителями, которым всегда рад; с приятелями, которым никогда не смогу надоесть. Это легкомыслие женщин, которые точно знают, что встреча со мной никак не изменит их жизнь...
Но, господи Боже мой, как же мне хотелось вцепиться в горло этому мерзавцу!
– Подтвердите, что терпите бедствие!
– настаивал незнакомец.
– Что тебе нужно?
– зло спросил я.
– Ты уже всё сделал. Лучше бы ты в меня попал...
– У вас на борту заложник-военнопленный. Я не мог стрелять в отсеки жизнеобеспечения...
– Ты сумасшедший!
– уверенно заявил я.
– Тебе лечиться надо, придурок! Какой военнопленный? Уже сто лет никто не воюет. А вас, бездельников-солдафонов...
– Не грубите должностному лицу, капитан Коган, - перебил он.
– Не осложняйте своего положения. С борта вашего судна поступил сигнал о бесчеловечном отношении экипажа к военнопленному. Слушайте сами...
Он чуть сдвинул плечами, что-то переключил у себя на пульте, и я услышал знакомое чередование свиста и хрипа.
– Сигнал немного искажён, - извинился незнакомец.
– Но в целом смысл ясен, не так ли?
– Ясен? И на основании этого шума ты стрелял в меня?
– Это не шум, - он покачал головой.
– И прошу впредь обращаться ко мне, как к старшему надзора.
– Да мне плевать на твои просьбы и звания!..
– и тут я что-то заподозрил.
– Стоп. Ещё раз прокрутите запись, пожалуйста.
Потом я включил громкую связь:
– Иван Лукич, - нежно позвал я.
– Будьте добры в пилотскую...
– Нас на буксире двое, - сказал я Старшему.
– Своими датчиками вы можете убедиться в правдивости моих слов?
– Да, - подтвердил Старший.
– Вас на судне двое
Дверь отъехала в сторону, и в рубку втянулся Лукич, как всегда выбритый и отутюженный.
– А вот и ваш военнопленный, - ласково сказал я Старшему.
– Заходи, Лукич, за тобой пришли...
Старший надзора немедленно защёлкал и засвистел. Лукич заинтересованно посмотрел на него.
– Вы посылали сигнал с просьбой о помощи?
– минуту спустя расстроено спросил Старший уже по-русски.