Богатырь сентября

– Вот только как нам со Смарагдой быть! – Гвидон кивнул на белку, которая в это время сидела у Салтана на коленях. – Неужели она теперь навсегда такая? Не бывать ей больше человеком?

– А ты попробуй ее поцеловать, – посоветовал Салтан.

– Помогает?

– Иногда – помогает. – Салтан протянул ему зверюшку.

Смарагда выглядела нахохленной, тем не менее Гвидон с чувством чмокнул ее в мордочку.

Ничего не произошло.

– Хм… Дай я попробую.

Помня, что у него получилось, и даже дважды, Салтан поцеловал белку – и тоже без толку. Смарагда развела лапами – дескать, ничего не выйдет.

– Видать, этот способ только в темном свете работает! – Салтан тоже развел руками.

– Да уж ты, я думаю, в темном свете чудес повидал! – намекнула Елена.

– Меня лесовухой соблазняли, но не поддался я! Как же быть, дорогая моя? – Салтан наклонился к ней. – Неужели ты теперь навсегда белкой останешься?

Белка глубоко вздохнула – ох доля моя, долюшка! – и вытащила у Елены платок из верхнего рукава. Встала на задние лапы, взмахнула платочком, крутанулась на мраморном столике и запела:

Царский сын ходил-гyлял по садику, Ходил-гулял он по садику. Гулял не один – с красной девицей. – Красна девица, я люблю тебя, Я люблю тебя, возьму за себя. [9]

Закончив, белка притопнула и бросила платком в Гвидона.

– Она этим что-то хочет сказать, – улыбнулась Елена.

– Я догадываюсь, что она хочет сказать! Твоя мать закляла тебя быть белкой, пока ты не выйдешь замуж, так? – обратился к Смарагде Салтан.

9

Из книги «Ласковое словечушко» Н. П. Павперовой (Свадьбы, хороводы, прибаски, побасенки, частушки, сказки, и песни Самарского Края), Самара, 1996.

Та кивнула. Обрисовала лапами в воздухе что-то огромное, напыжилась и грозно оскалила зубы.

– Ты назначалась Тарху в невесты, чтобы с ним жить в белом свете, так?

Бела кивнула, потом вытянулась, прижала лапы к туловищу, выпучила глаза и застыла.

– Но он окаменел, и ты осталась без жениха?

Белка снова взяла платочек и показала вид, что утирает горькие слезы. Только в горе ее никто не поверил.

– Ну, я только один выход вижу. – Салтан устремил взгляд на Гвидона. – Без Смарагды мы с тобой солнечных стрел не добыли бы, теперь обязаны ей за добро отплатить, человеком сделаться помочь. Один из нас должен на ней жениться. Я уже женат. – Он взглянул на Елену. – Остаешься ты.

Гвидон посмотрел на белку. Вспомнил лебедь на вершине скалы… разгневанную женщину в платье из перьев, чьи косы вились по ветру черными змеями… Один раз он уже обманулся притворной милостью чародейки, ее якобы бескорыстными волшебными дарами. Но Смарагда помогла ему самому одержать победы, плодов которых у него никто уже не отнимет. Поначалу он не верил, что Кикнида способна его предать, но теперь точно знал, которая из двух дочерей Медоусы на самом деле на его стороне.

– Свет ты мой, Смарагда Тилгановна! – Гвидон протянул белке руку. – Изволишь ли быть княгиней моей и вместе со мной на нашем острове править?

Белка скрестила лапки на груди, отвернулась, подумала, подергала носом… потом повернулась и вложила маленькую лапку в руку своего богатыря.

– Я сошью ей на свадьбу крошечный такой сарафанчик из красной парчи! – в восторге прошептала Елена.

* * *

Пока царица шила сарафанчик, царь объяснялся с епископом Памфилом. Тот поначалу не соглашался венчать царевича с белкой – где же это видано! – но Салтан напомнил, что один из его предков венчался с лягушкой и из нее потом вышла вполне пристойная царица.

Свадьба Гвидон назначена была первой из трех. В собор набилось столько народу, что едва дышали: всем хотелось увидеть, как князева жена-белка превратится в человека. Жених держал венчальную свечу, рядом с ним стоял высокий золоченый подсвечник, а белка в красном парчовом сарафанчике сидела на чаше подсвечника и тоже держала обеими лапами тонкую горящую свечу. Когда пришло время надевать кольцо невесте, белка просунула в него всю лапку. Начался обмен кольцами: один раз… другой… На третий раз она просунула в огромное для нее кольцо только один тонкий пальчик.

Мелькнула яркая вспышка света – и рядом с Гвидоном оказалась девушка с длинными рыжими волосами. Дружный крик взлетел под купол. В первый миг показалось, что девушка только в рыжие волосы и одета; сарафанчик белки разлетелся на лоскуты и упал на ковер. Но тут же на невесте оказалось короткое платьице из рыжего меха. Однако не все успели даже заметить это соблазнительное зрелище: Варвара, ждавшая рядом наготове, тут же завернула Смарагду в накидку, окутавшую ее с головы до пят. Салтан, помнивший ее прежние превращения, знал, чего нужно ждать. В таком виде Смарагда завершила обряд, а на свадебном пиру предстала уже в царском платье золотой парчи, густо расшитом золотым шнуром, жемчугом, красными и зелеными самоцветами. Но еще ярче камней сияли ее изумрудные глаза.

Боярские дочки в цветных сарафанах и жемчужных венцах плясали в столовой палате и пели:

Во саду ли, в огороде Девица гуляла, Она ростом невеличка, Румяное личико.

Гвидон обернулся к новобрачной и подмигнул: помню, как ты… Она тихонько пихнула его под столом и стала поводить плечами, словно приплясывать сидя, слушая, как другие поют:

Не шолохнется милочек, Стоит у пенечка. Красну девицу целует, К сердцу прижимает. Поживем, моя милая, В любви хорошенько, Но пока же со годочек Мне один часочек…

Палили с пристани пушки, когда флот царя Салтана привез на остров князя Гвидона с молодой женой. Жители всем миром высыпали встречать своего володетеля, который сходил ради них на темный свет и сумел вернуть их назад под красное солнышко. Новая царица молодая была не хуже прежней: в платье светло-зеленого атласа, затканном лиловыми цветами, в разрезы широких рукавов виднелись нижние, цвета розовой зари с жемчужными опястьями, а широкое золотое оплечье расшито изумрудами в цвет ее глаз и аметистами. Под радостные крики толпы, под колокольный звон, под целой тучей брошенных в воздух шапок князь с женой и родителями прошел от пристани к дворцу.

– Ох, хрустальный домик-то на месте! – воскликнул Салтан, обнаружив блестящий беличий теремок под елью ровно там же, где увидел его впервые.

Четверо караульных стрельцов стояли навытяжку, с бердышами на плечах, а перед ними – дьяк Афанасий в новом кафтане, во всеоружии своей должности – с чернильницей на поясе и новым гусиным пером за ухом.

– Что, дорогая, – Гвидон слегка подтолкнул супругу локтем, – может, орешков?

И подмигнул, надеясь, что при народе она не попытается дать ему в глаз.