Богдан Хмельницкий

земли и ротмистр Минор, и вручили начальникам письмо короля, разные пожалования

староетвами и копию Зборовского трактата. Спасенное войско было в невыразимой

радости; но Вишневецкому, хотя также получившему староство, и его отважной партии

не понравилось, когда, читая письмо короля, они были поражены следующими

словами:

«По силе договора с ханом, збаражское войско должно заплатить часть суммы для

окупа хану, и потому необходимо, чтоб кто-нибудь из важных панов согласился, до

уплаты этой суммы, идти заложником в ханское войско, подобно как и мы отправили

заложником Донгофа, потому что они с пустыми руками не отойдут от Збаража».

«А чтоб вы этого не дождали!—закричал Иеремия и его приверженцы:— сами

платите, когда обещали! Король и комнисеары не смели давать за нас обещаний: мы

будем защищаться, пока в руках будет оружие!»

Тогда находившийся в козацко-татарском обозе заложником Донгоф прислал

некоего Ольшанского требовать, чтоб сумма, которую хочет хан, была непременно

заплачена. «Иначе, — говорил Ольшанский, — пан Донгоф сокальский староста

пропалъ» 2). «Кто его отдал в заложники, тот пусть и выкупаетъ», сказал на это

белзский воевода.

Но другие удерживали такую бесполезную вспышку. Они говорили: «можем ли мы

иметь хоть какую-нибудь надежду на защиту? Мы яри последнем изды,хании. Иначе и

быть не может: победитель дает права и толкует их как ему угодно».

Издыхающее войско роптало; жолнеры просились, чтоб их скорее выпустили, а

между тем козаки перед самым обозом расставили столы со съестными припасами.

Молодой Потоцкий, но не того герба, к которому принадлежал взятый в плен под

Корсуном гетман, вызвался идти в заложники 3).

Татары отступили немедленно по получении заложников. И тогда сбылось

предсказание осажденных поляков, которые говорили, что десятины будут собирать с

русских их дикие союзники. Мурзы, неповиновавшиеся хану и считавшие для себя

законом свою прихоть, забирали по городам и селам ясен и дочерей тех самых

молодцов, с которыми вместе издевались над поляками. Одна польская летопись

говорит, что в местечке Ляховцах татары погнали пленных до пятнадцати тысяч 4).

Сами русские, своевольные «левенцы», пошли’ ватагами опустошать свое отечество и

обижать своих братьев 5).

По отходе татар отворились польские окопы, и чахлые, бледные поляки

*) Jak. МисЬаИ., 169.

2)

Jak. МисЬаИ. Ks. pam., 469.

Зи Pam. о wojn. kozac. za Chm., 68. — Histor. belli cosac. polon,, 110.— Histor pan. Jan.

Kaz., I, 87.— Истор. о през. бр.— Kubala, I, 161.

*) Pam. о -wojn. kozac. za Chm., 68.— Stor. delle guer. civ., 166.

5)

Летоп. Самов., 15.

325

выползли из своих нор. По известию одного из современников 1). десять тысяч

жолнеров было заключено в окопах при начале осады: из них теперь осталось только

3.000, слуг погибло более чем на половину, а из шестидесяти тысяч лошадей едва

осталось в живых три тысячи. Почти никто из них не в силах был идти прямо:

дуновение ветра, по выражению летописцев, сваливало их с ног; у кого был конь, тот

держался за хвост коня; иные поддерживали друг друга и падали от изнеможения.

Хлопы променивали им свои припасы на битые талеры и не забывали колоть их

горькими насмешками. Сам гетман разъезжал с гордостью между шляхтичами, которые

с восторгом увидали, в первый раз после долгого томления, хлеб и чистую воду.

Выли из русских такие, которые не смотрели на свежий мир и, накормив

бессильных врагов своих, продавали их татарам 2). С своей стороны и поляки мало

были расположены считать Козаков друзьями. Один польский отряд, на дороге, в селе

Дергах, напал на толпу левенцов и перебил их, беззащитных и пьяных 3).

Наконец, когда поляки разошлись, Хмельницкий с своим победным войском

отступил в Украину на покой, в славе и чести.

«Що? багато пропало ляхив?»'—спрашивали Козаков родные.

«ИЦо пид Збаражем,— выражались тогда,—-то нехай той зличить, кому там

лучилось бути, а що пид Зборовом, там де наибилыний панъ—той мусив головою

наложити, а що слуги и вийсько грошове, то добре воны тямитымуть весильля

Зборове» 4).

Во все время збаражской осады на Волыни и в Литве происходили отдельные битвы

русского народа с неприятелями, столь же кровопролитные, но не столь счастливые для

него. Несколько загонов, отделившись от войска,, отправились на Волынь. Там город

Острог, доставшийся в руки Козаков, опять перешел к полякам. Множество народа, по

известию одного современника до 20.000, сбежалось в этот город, укрываясь от

бродивших татарских и козацких загонов. Три козацких отряда под начальством

Небабы, Донца и Головацкого, подступили к нему и увидели, что поляки уже успели

поправить и возобновить укрепления. «Мы не враги вам,—послали в город сказать

козаки, — пустите нас купить кое-что на рынке». Жители доверились, начали впускать

Козаков и продавать им пиво, мед, водку, хлеб и разное съестное. Но так как у ворот

стояла стража, то козакам это не понравилось, они бросились на нее и прогнали.

Гарнизон ударил тревогу; все козаки и татары подоспели к своим на помощь и дело

дошло до ожесточенной резни: вырезали мшшество жителей, других татары погнали в

плен, так что погибло тогда, как говорят, до 20.000 человек. Весь город был превращен

в пепел. Только двести человек мещан заперлись в палац: они дали храбрый етпор, а

потом выговорили себе свободный выступ, за известную сумму 6).