Богдан Хмельницкий

Pam. о Koniecpols., 424—426.—Annal. Polon. Clim., I, 167.

334

Хмельницкого изменником, снова переменил свое постановление; кто прежде не

хотел давать татарам жалованья, а потом обязался платить постыдную дань; кто

наложил вечное ярмо на жителей воеводств: киевского, черниговского и брацлавского и

довел Речь-Посполитую до заключения такого унизительного договора, о каком наши

деды и не слыхивали!» ').

Часть этих обвинений была справедлива. Канцлер удержался на месте, потому что

на его стороне были король, придворные и множество клиентов. Но эти обвинения

были для него последним ударом. Оссолинский не прожил года после этого тяжелого

сейма.

Поражая всеобщим поношением Оссолинского, паны в то же время величали врагов

его. Соперник его, Иеремия Вишневецкий, встречен был в Варшаве с такими

почестями, какими пользовались в Варшаве только короли.

2-го декабря он с царским великолепием въехал в Варшаву, перед ним ехало сто

слуг его на аргамаках, около него шла пехота в числе двухсот человек с мушкетами;

всей челяди, пахолков ИИ гайдуков прибыло с ним до пятисот. До самой столицы его

путешествие было триумфальным шествием 2). Толпа народа всякого звания ожидала

его за городом; рукоплескания, восклицания оглашали воздух: «вот он,—кричал народ,

—поборник правоверия, единственная защита нашей свободы!» Из уст в уста

переносились свежие рассказы о его геройских подвигах под Збаражем; духовенство

всенародно оказывало ему знаки признательности от имени церкви 3), а послы, в

вознаграждение за труды, постановили отдать ему в наследственное владение страну,

омываемую Городом, и приписать к Збаражу 4). Королю, придворным и Оссолинскому

не нравилось это предпочтение, оказываемое воинственному князю; но, сильный

любовью шляхетства, Иеремия только радовался бессилию злобы нелюбивших его и

громко произносил сочиненное им латинское двустишие: Hoc erat vetus Ossolinseiorum

opus corrumpere semper reipublicae corpus (фамилия Оссолинских издавна действует ко

вреду Речи-Посполитой) 5). «Во всей Речи-Посполитой (сообщал московский гонец,

бывший тогда в Польше) от мала до велика только о том и речи, что Оссолинский

изменник и все желали, чтоб он был убит. Канцлер не съезжал со двора своего,

страшась расправы над собою 6). Бго положение было критическим, особенно в те дни,

когда шляхта выходила из себя, чтоб оказать уважение к его сопернику, Иеремии

Вишневецкому. Когда, по прибытии последнего в Варшаву, явилась к нему толпа

обожавшей его шляхты, он говорил ей, что желал быть коронным гетманом, чтоб

отомстить козачеству за удары, нанесенные шляхетской нации. Носились слухи, что он

тогда дозволил себе такия угрозы: «пусть только нынешний сейм постановит не по-

нашему: я изготовлю Речи-Посполитой такого пива, что будет горше Хмельницкого!»

*) Pam. о Копиеср., 427.

2)

Акты ИОжн. и Зап. Росс., Ш, 400.

3)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 56.

4)

Anaal. Polon. Clim., I, 167.—Pam. do pan. Zygni. Ш, Wlad. IV i Jan. Kaz., II,

110.

5)

Histor. belli cosac. polon., 175.

6)

Акты ИОжн. и Зап. Рос., III, 398.

335

Говорят, что о таких словах доведено было до сведения короля и он тогда же

поклялся, что не быть Вишневецкому гетманом; а шляхта твердила: «вот еслиб

Вишневецкий, достойный всякой похвалы пан, был гетманом, Речь-Посполитая была

бы в покое. Пусть-ка попробует король не дать булавы Вишневецкому—мы за него все

помереть готовы, поднимем рокош и побьем всех сенаторов, а уж непременно убьем

изменника Оссолинского, и будем с Вишневецким оборонять Речь-Посполитую» 1).

Разом с Вишневецким оказывали везде честь и похвалу всем польским воинам,

терпевшим осаду под Збаражем. Сейм наградил их не слишком щедро, предоставив им

не в зачет жалованье за полгода 2), но общество вознесло их высоко и передало добрую

память о них потомству.

Еще торжественнее, чем Иеремию в Польше, принимали Хмельницкого в Украине.

Возвращаясь с победоносным войском из-под Зборова, где была потоптана гордость

ляхов, как выражались тогда, он нес в родную землю ‘утешительную весть

освобождения от долгой неволи. В каждом местечке, где он проходил, раздавался

колокольный звон, и русские люди, по обычаю предков, выходили с образами, хлебом и

солью на встречу избавителю Украины от кормыги лядсъкой. «Радуйтесь, братия, —

говорил победитель,—под Зборовом сила русская была поставлена на весы с польскою

и перевесила: теперь целый свет узнает, что значат козаки» 3). То было славное время,

но короткое и единственное в жизни южнорусского народа,— время всеобщего

восторга. «Выли у нас времена страшные, никто не приходил спасать украинцев, никто

не подавал воды омыть кровавые раны наши; но вот прошли грозные невзгоды! Теперь

не будет у нас ни жида, ни ляха, ни пана и не будет на свете земли лучше нашей

Украины» 4). Так воспевала народная муза эпоху славы и освобождения Южной Руси.

В другой раз Хмельницкий въехал торжественно в Киев, столицу православия, и

возвестил митрополиту о восстановлении достоинства отеческой церкви. «Там,—

говорит летописец,— он, лежа ниц перед гробами святых, заливался слезами

благодарности и воздавал хвалы Всевышнему» 5). Из Киева он уехал в Чигирин и начал

жить великолепно. В короткое время он приобрел столько сокровищ, сколько могло

быть только у государя. Богатое местечко Млиев, славное добыванием красильных

произведений, отнято у Конецпольского и давало Хмельницкому до двухсот тысяч