Богдан Хмельницкий
Шрифт:
Другие возражали:
«Не приходится нам сидеть спокойно, ожидая неприятеля и смотреть,
Ч Annal. Роиоп. Сишц I, 211. — Hist. pan. Jan. Kaz., I, 135—136. Ч Pamietn. Albr.
Radz., II, 431.
3) Jak. Michalowsk., 601—602.
379
как он без всякого отпора начнет лить кровь наших земляков. Это нанесет большой
вред и людям, и имуществам, и убьет в нас бодрость духа, с какою мы одолевали
всякия трудности и добыли себе свободу. Гораздо лучше будет, когда мы сами пойдем в
неприятельскую землю:
добычею; другое—умножится слава наша, а с нею и храбрость наша, а врагам нанесет
страх и смятение. Если мы успеем, на первый раз, одолеть ляхов, то уже трудно будет
возвратить жолнерам бодрость, а шляхте надежду; одна дума о своей слабости даст
противной стороне средства к победе».
После всех рассуждений решили держаться линии между киевским и брацлавским
воеводствами по Бугу и укрепить эту сторону, сколько можно :).
Вслед затем Хмельницкий издал универсал, в котором объявил русским о новой
войне, запрещал жить панам в Украине, исключая тех, которые отрекутся от своих прав
над хлопами и станут заодно с козаками, и призывал весь народ к ополчению. Паны,
которые не успели еще оставить в числе прочих Украины, заранее бежали опрометью;
некоторые были убиты; со всех сторон стекались хлопы в сборное место, назначенное у
Ставищ; девять тысяч татар, передовой отряд крымской вспомогательной силы, был
уже в распоряжении предводителя русского народа. Коммиссары увидели, что уже
поздно переговариваться, побоялись ехать к гетману и послали одного из них,
Маховского, к митрополиту Сильвестру Коссову.
«Король,—говорил он,— опуская на время поднятое оружие, обращается к тебе,
достойный архипастырь, останови своими пастырскими советами пролитие
христианской крови и опустошение Земли русской».
Как ни должно было, повидимому, огорчать православного владыку пренебрежение
к греческой вере, но он и здесь не изменил своей кротости. Он умолял Хмельницкого
отложить всякую месть, а положиться на волю Божию. Хмельницкий, прочитав
убеждение митрополита, заплакал, как говорит польский историк, и клялся, что должен
воевать, единственно защищая отечество 2).
Маховский уехал прочь. Знакомый Богдану чауш опять явился в Чигирине. «Вы
знаете, — писано было в грамате падишаха, — что высокие врата умеют оказывать
милость друзьям и карать недругов. И так как вы секретно сообщили нашему чаушу
Осману, что’ вы со всею искренностью отдаетесь под крылья покровительства высоких
врат, то мы, принимая это от всего сердца и не сомневаясь в вашей верности, послали
крымскому хану строгое приказание, чтоб он не обращал очей и ушей своих к Польше,
а напротив, если бы оттуда повеял на вас какой-нибудь ветер, и поляки захотели бы
притеснить вас или напасть на вас, то хан обязан тотчас защищать вас своим
быстролетным
войском, и пока вы будете верны и преданы счастливым вратам нашим,до тех пор имейте безопасные сношения с ханом: вы в нем не обманетесь. Посылаем
вам постав злотоглава и кафтан и требуем, чтобы, веря настоящему нашему писанию,
вы возложили на себя этот кафтан в знак верности, подобающей нашему подручнику,
потому что вы писали к блистательнейшим вратам нашим, что готовы давать нам
такую же дань,
г) Stor. delle guer. civ., 235 и дал. 2) Hist. Jan. Kaz., I, 137— 138.
380
какую дают другие христианские подданные наши, а мы, узнавши о вашей
верности, будем этим довольствоваться, вы же будете дерлш при нас своих достойных
людей».
Хмельницкий отправил в Константинополь Антона Ждановича и какого-то Павла
Петровича с толмачем благодарить падишаха 1). Их там приняли с знаками внимания и
дружелюбия. Но Ислам-Гирей показывал неохоту идти на поляков; визирь приказывал
ему: он дал невольное обещание явиться со всею ордою, и послал вызов к полякам, под
предлогом, что идет воевать за оскорбление Козаков, своих союзников. Хмельницкий
опасался принимать помощь от мультанского господаря Бассарабы, зная вообще
непостоянство валахов, а еще менее от Лупула, который сам набивался помогать
козакам, но с коварною целью вредить им. Доверчивее он сошелся с Ракочи: по
договору, заключенному с ним, седмиградский князь должен был напасть на Краков в
то время, когда козаки будут громить Польшу с востока 2).
*) Рукоп. Арх. Иностр. дел Сношен. Польши с Турциею.
2)
А. ИОжн. и Зап. Росс., ПТ, 455.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
Начало неприязненных действий. — Поражение и смерть Нечая.— Разорение
Ямполя.— Приступ поляков к городку Стена.
Первые неприязненные действия с обеих сторон открылись в феврале 1651 года в
Подолии, земле, где отважный народ не хотел признать Зборовского договора и первый
увлек своим примером Южную Русь к новой брани с поляками. Правительство
польское намеревалось начать войну ранее весны, чтоб не допустить к Хмельницкому
турок и крымцев, которые не привыкли к зимнему холоду и не могли обойтись без
подножного корма для лошадей. Польское кварцяное войско разделилось. Одна часть
была расставлена в украинных воеводствах на зимнюю стоянку, а сам Потоцкий уехал
в Варшаву на сейм, по окончании котораго—в свою маетность Езуполь (в нынешней
Галиции) и там дожидал дальнейших распоряжений от короля. Другая часть осталась
под командой Калиновского и должна была действовать против Козаков, как только со
стороны последних окажутся неприятельские движения. Калиновский пошел с своим