Богдан Хмельницкий
Шрифт:
приставший к козацкой стороне шляхтич, Кривенко красносельский, Степко и другие.
Три дня они мужественно защищались: враги напрасно предлагали им помилование; на
четвертые сутки, не видя ни откуда спасения, козаки ночью вырвались из замка, но
утром поляки догнали их на озере, покрытом тогда льдом. Почти все старшины
Брацлавского полка погибли в сече; только сотники Гавратынский, Тышко и полковой
писарь Жадкевич были схвачены; первый был расстрелян.
Заняв замок, поляки вошли в церковь
черных ризах отпевали козацкого рыцаря. Народная песня говорит, что русские
предлагали полякам окуп за тело Нечая, дабы похоронить его с честыо; но «враэиси
ляхи» (выражается украинская песня) не взяли ни серебра, ни золота, искрошили
рыцаря на мелкие части и пустили ихъ’ по воде; только голова Нечая спаслась от
посрамления: русские как-то унесли ее, предали погребению где-то в церкви
великомученицы Варвары, и произнесли над нею заветное прощание: «Прощай, козаче!
Зажив еси великои славы!»
Местечко сгорело; враги истребили без разбора жителей; их имущество, какое
спаслось от огня, досталось победителям 1).
’) Annal. Polon. Clim., I, 223—225.—Woyna dom. Ч. 2, 11.—Histor. bellicosae, polon.,
127—128.—Histor. delle guer. civ., 237—242,—Народные песни. — Jak. Michalowsk.
Xiega Pamietn., 606, 621,—Дневн. Освец. Еиевск. Стар. 1882 г. Февр., 372.
384
Эхо поражение показалось для русских дурным предзнаменованием. Козаки,
подобно татарам и полякам, верили, что первый успех или неуспех служит
предзнаменованием счастливого или несчастного окончания войны. Убийственное
предчувствие распространилось в народе с вестью о погибели брацлавского
полковника. Говорилп, что в Киеве перед тем появилась кровь на главных воротах 1).
Кисель, находясь тогда в своей Гуще, все еще надеялся, авось либо можно
дипломатическим искусством остановить кровопролитие, и был поражен известием о
судьбе Нечая. Он обратился к митрополиту, убеждал его употребить пастырские
увещания над Хмельницким, писал к Калиновскому, просил его приостановить
дальнейшие военные действия, снестись и объясниться с козацкии гетманом. По этому
совету Калиновский писал к Хмельницкому, что разбитие Нечая не должно считаться
началом войны, что Нечай—своевольный бунтовщик, начал войну без позволения
своего гетмана; Калиновский припоминал, что Нечай еще прежде был непослушен
Хмельницкому и поднимал хлопов против панов. У Калиновского в этом случае не
было нимало искренности; он хотел поставить своего врага в бездействие, чтобы тем
временем нанести ему удар. Но Хмельницкий не был из тех, которых можно
прельстить и обмануть такими письмами. Когда митрополит, по просьбе Киселя, стал
его увещавать, Хмельницкий письменно отвечал
ему, что он не подал повода кнарушению мира и ожидал коммиссии, как вдруг поляки первые начали кровь лить. «Я
согласен,'—выражался он,—и теперь ждать коммиссии, но пусть польское войско
отступит от линии и не делает нападений. Я дитя той же орлицы, у которой
оттоманские руки общипали золотые перышки: они скоро отростут, если только
поссорившиеся братья, окончив вражду взаимным прощением друг другу, обнимутся
по-дружески» 2). Отзываясь так чувствительно, Хмельницкий был уверен, что война
неизбежна, и, яселая возвратить к себе прежнее доверие народа, выдал универсал, в
котором приказывал всем вооружиться поголовно за свободу русской земли и позволил
истреблять всякие остатки панские и католические в землях русских 3). Он разослал
своих агентов и в Польшу—волновать тамошних простолюдинов, уверяя их, будто
козаки воюют не за одну Русь, а вообще за весь простой народ Речи-Посполитой *).
В то же время он послал к хану, убеждая его прибыть с ордою, как возможно скорее.
«Польского войска не более тридцати тысяч,—писал он,—оно состоит из
новобранцев и находится под командою Потоцкого и Калиновского, которые недавно
испытали татарский плен и теперь не осмелятся показать лица перед ордою; те же,
которые выдержали збаражскую осаду, уже погибли от трудов и нищеты. Теперь самое
благоприятное время для войны. Король объявляет сбор посполитого рушенья; но
вашему ханскому величеству известно, как медленно и трусливо поляки собираются на
войну. Если орда успеетъ
Н Histor. ab. exc. Wlad. IV, 72.
2)
Jak. Midi. Ks. Pam., 634.
3)
Histor. belli cosac. polon., 129.
4)
Histor. ab. exc. Wlad. IV, 73.
385
придти до прибытия посполитого рушенья, то наше взаимное войско будет так
велико, что десяти человекам придется бить одного, а если они один раз проиграют, то
уже больше не поправятся. Все Королевство Польское, от Днестра до отдаленных
северных пределов, отдадим под власть повелителя оттомановъ» *).
Замечая недоброжелательство к себе хана, Хмельницкий еще раз отправил в
Константинополь с полковником Ждановнчем и при нем с переводчиком греком
Павлом просьбу, чтоб турецкое правительство принудило своего данника выступить
поскорее на поляков, не теряя драгоценного времени. Это козацкое посольство было
принято самым радушным образом в Стамбуле. В марте великий визирь Мелек-Ахмет-
паша послал именем падишаха повеление крымскому хану и его братьям салтанам
помогать всеми силами Хмельницкому, как вассалу турецкой империи и, отпуская
послов козацких, отправил разом с ними знакомого Хмельницкому Осман-чауша с