Больно только в первый раз

— Пугали… тем, что меня вызовут в суд, — отвечаю я.

— А ты?

— Сказала, что была там сто раз… во время практики…

Он издает смешок. Я смотрю в окно, ежась, и дергаюсь, когда задняя пассажирская дверь распахивается.

Мою щеку задевает порыв сквозняка. Холодный воздух, который в салон приносит Расул Алиев. Он забирается в машину, держа в руке картонную подставку с тремя стаканами кофе.

Я замираю, вывернув шею. Ком снова рвется к горлу, на этот раз не от разочарования, а от шквала эмоций! Сама не знаю, что там в этой мешанине. Радость? Или… это сгусток той шипучки, которая наполняет мою кровь, когда мы встречаемся глазами…

— Привет… — произносит он хрипло.

— Привет…

Мы не виделись два дня. Я просто смотрю. Дура…

Отворачиваюсь стремительно.

Чтобы не выдать себя. Того, как покраснели мои щеки.

Денис передает мне кофейный стакан.

— Спасибо… — отзываюсь я.

Ладони обжигает теплом.

Теперь я чувствую себя так, будто сиденье подо мной подключено к электричеству.

— Куда тебе? — интересуется Денис.

— Домой…

За всю дорогу я ни разу не оглядываюсь. Пока Денис рассказывает мне, что делать дальше, сзади тишина. Когда машина тормозит у ворот моего дома, я прощаюсь и быстро покидаю салон. И получаю в кровь новую порцию шипучки, когда слышу торопливый хлопок двери за спиной!

Быстрые шаги нагоняют меня за секунду.

Я оборачиваюсь, чтобы во второй раз за этот день посмотреть в глаза дагестанца.

Он набросил на голову капюшон толстовки, руки засунул в карманы короткой куртки. На нем синие джинсы. Те самые, которые сидят как на модели. Я запрещаю себе концентрировать внимание, чтобы ненароком глаза не скатились на ширинку этих джинсов.

И сегодня… сейчас я будто вижу его в каком-то другом свете.

Я вижу уверенность. Его уверенность в себе. Она проявляется даже в том, как он шагает — твердо. Без… манерности! Без картинности, без какой-либо неестественности. Решительно…

Возможно, виной моему прозрению два десятка видео, которые я посмотрела прошлой ночью, а может, дело в том, что туман у меня перед глазами наконец-то развеялся. И я стала видеть чуть больше, чем проступающие под его одеждой мышцы и его губы… насыщенный карий цвет его глаз и… снова губы…

Теперь я вижу чуть больше. То, что он взрослый мужчина! Он умеет побеждать. В тех боях лицо у него было такое сосредоточенное, такое упрямое.

Сейчас он смотрит на меня, слегка раздувая ноздри после быстрой ходьбы. Смотрит исподлобья. Из-под густых черных бровей. Прямо и решительно, чем будит в животе гребаных бабочек…

Я отхожу то на шаг назад, то на шаг в сторону. Между нами дистанция, и он тоже ее не нарушает.

— Как впечатления? — спрашивает он.

— Незабываемые.

— Все в норме?

— Отлично, — стараюсь быть невозмутимой. — А у… а у тебя? Как… у тебя все прошло?

— У меня? — он кривовато улыбается. — Меня вые… поимели вдоль и поперек.

Я чувствую укол тревоги. И продолжаю свои топтания на месте.

— Все нормально? — спрашиваю невпопад.

— Посмотрим… — отзывается он.

Мы на секунду замолкаем, после чего Расул произносит:

— Спасибо за помощь. У меня фантазия хреновая. Может, сама придумаешь, как мне тебя отблагодарить?

Он делает глубокий вдох. Смотрит на меня, напрягая челюсти. Мне в глаза или в сторону.

Гордость не позволяет мне задерживать его дольше!

Шагая вперед спиной, я быстро говорю:

— Я подумаю…

Даже дураку ясно, что я не собираюсь этого делать! Он совсем не дурак. И мы… Это прощание…

Я смотрю в его лицо, чувствуя, как в груди расползается противный холодок. И вообще, меня сковало как деревянную.

Его взгляд наконец-то охватывает меня всю. Стреляет мне в лицо…

— Пока… — произношу тихо, прежде чем развернуться и направиться к калитке дома.

Глава 18

Полина

Марина с самого утра устраивает в доме суету. Она вызвала уборку, и я выбираюсь из постели в девять, просто потому что спать, когда внизу такой грохот, невозможно.

Все валится у меня из рук. Все. Даже несмотря на то, что после двух бессонных ночей я отлично выспалась. Плюс стресс. Вчера я действительно получила его лошадиную дозу, поэтому спала как убитая. Но, несмотря на то что бодрая, настроение у меня… отвратительное…

Стоя на кухне, я пытаюсь соорудить себе тосты. Каша, оставшаяся в тарелках после завтрака близнецов, вызывает у меня отвращение. Мысль о том, чтобы выходить на улицу, когда там даже с виду жуткий холод, — тоже.

Я бы предпочла этим утром никого не видеть, но Марина заходит на кухню до того, как успеваю позавтракать.

— Ты уже проснулась… — констатирует она, направляясь к холодильнику.

Затем Марина собирает со стола тарелки и грузит их в посудомойку. И ей приходится повысить голос, чтобы я ее услышала, ведь между кухней и гостиной стена декоративная, и там, за стеной, на полную мощность работает пылесос клининговой службы.

Разумеется, я, черт возьми, проснулась!

На моей мачехе халат с глубокими разрезами по бокам. Она блондинка, и волосы у нее красивые. Сейчас они намотаны на мягкие бигуди.

— Мальчиков на выходные забрала моя мама, — сообщает Марина.

Я ковыряю свои тосты, делая маленькие глотки кофе. Вчера до самого вечера меня преследовали мысли, от которых я почти бросалась на стены. Сейчас, по мере того как заливаю в себя кофе, голова просыпается, и в нее снова настойчиво просачиваются колючие мысли.

Я ненавижу навязываться. Я больная! Я запретила себе навязываться кому бы то ни было. Парням и вообще людям. Именно поэтому в двадцать лет я была девственницей. Я принимаю внимание от парней, а не наоборот. Именно поэтому у меня их никогда не было, ведь я далеко не всегда была привлекательной. До восемнадцати я упорно носила одежду, которая мне мала. Это выглядело ужасно. Когда до меня дошло, было жутко стыдно…

Но вчера… вчера я была близка к тому, чтобы на свои принципы плюнуть. Я крутила в руках свой телефон до тех пор, пока не швырнула его в стену. Слава богу, он этот удар пережил, а я… к нему до ночи не прикасалась…

— Ты не забыла? Завтра у нас мероприятие, — вторгается в мои мысли Марина. — Где ты вообще пропадаешь последние дни? Я тебя почти не вижу.

— У меня сессия, — напоминаю ей.

— Так ты не забыла? Давай без твоих отговорок. Это семейное мероприятие, нас пригласили всей семьей. Там Покровские будут, — упоминает она семью моего дяди по отцовской линии. — Я не хочу всем объяснять по десять раз, почему мы опять без тебя.

— У меня что, был шанс забыть? — спрашиваю слегка раздраженно.