Больно только в первый раз

— Я пью… таблетки… гормоны… контрацептивы… — отвечаю сипло.

— Я каждые полгода сдаю анализы, — быстро проговаривает Расул. — Это обязательно. Я здоров.

Обведя языком еще влажные губы, я говорю:

— Ты… ты у меня второй…

Глубина в его взгляде будто увеличивается. Она становится тяжелей. Или опаснее. Не знаю, что думать! Минуту назад он отымел меня как куклу, и мне это понравилось. И взгляд у него такой, словно он собирается сделать это снова…

Расул все же из меня выходит, но тут же врезает бедро в стену между моих ног, будто этим движением велит мне стоять на месте.

Мое сердце разгоняется за секунду. Мысли отключаются, все до одной. Я снова начинаю остро чувствовать — свое тело, его тело, запахи, прикосновение холодной ткани его брюк к голой полоске над резинкой моих чулок. Давление и трение, от которых я с силой закусываю губу, глядя на то, как дагестанец резкими движениями принимается стягивать с себя пиджак.

Дыхание у меня тоже разгоняется.

Он действительно собирается это сделать. Отыметь меня снова! Именно так, потому что все свои манеры он, кажется, оставил за дверью…

Отшвырнув пиджак, Расул опускает взгляд на мои губы и без прелюдий целует. Одновременно с этим его ладонь накрывает и сжимает мою грудь.

Я опасаюсь того, что ногтями порву его рубашку.

Его пальцы ощупывают мое платье. Находят молнию сбоку. Я пытаюсь помочь, но все заканчивается тем, что в номере раздается треск ткани…

— Извини… — рычит дагестанец.

— Помоги… — прошу я на выдохе.

Он разрывает перекошенную прорванную молнию пополам, потому что иначе мне уже из этого платья не выбраться. Когда оно сваливается к моей талии, я остаюсь голой по пояс, и соски сжимаются от соприкосновения с воздухом, а мои руки… ими я вырываю среднюю пуговицу на рубашке Расула.

— Извини… — сиплю, дергая за вторую пуговицу. — Извини…

Он успевает спасти несколько верхних, расстегнув их самостоятельно. Когда мои ладони касаются густых шелковистых волосков на его груди, я забываю про пуговицы. Мы снова целуемся, и между бедер я чувствую горячую гладкую эрекцию, которую дагестанец снова в меня загоняет.

Я шиплю.

От вторжения и от горячих прикосновений к моей шее. К груди. Влажные следы на моих сосках горят, но все ощущения сметает более яркое и острое — то, как меня растягивает изнутри каменная длина. Смешивая удовольствие и боль. Ощущения такие новые, что я свыкаюсь с ними, хватаюсь за них. И царапаюсь. Сопротивляюсь, когда Расул пытается мое тело покинуть, но он настаивает. Возится с моим платьем, стягивает его так, чтобы оно свалилось на пол к моим ногами.

Я умудряюсь избавиться и от платья, и от обуви. К тому моменту, когда падаю спиной на кровать, на мне только пояс и чулки, а на дагестанце — расстегнутые брюки и рубашка, от которой он пытается избавиться — дергает пуговицы на манжетах, глядя на мое тело. Из расстегнутых брюк на меня смотрит твердый член, и у меня все зудит от того, что мы делаем это без презерватива!

Мне хватает смелости только на то, чтобы слегка развести для него бедра, но, шагнув к кровати, Расул переворачивает меня на живот. Не знаю, ждал ли он моих возражений или просто несколько секунд пялился на мою задницу, но наконец наши бедра соединяются после короткой задержки.

А потом я кричу в матрас, комкая пальцами одеяло…

— Больно? — сиплый стон за моей спиной.

Я отвечаю ему оргазмом, который порывом сносит меня с его члена, а когда прихожу в себя, вижу, что останавливаться дагестанец не собирается.

Побывав в тисках его пальцев, мои лодыжки оказываются у него на шее. Он кончает через минуту, сжав мою талию почти до боли, но я неожиданно нашла чертов кайф в этом балансировании между легкой болью и удовольствием!

Дагестанец падает сверху, придавив меня своим тяжелым телом. Мне нравится эта тяжесть. Очень сильно нравится, но он откатывается в сторону почти сразу и распластывается на кровати. Смотрит на меня, повернув голову, а во мне слишком много эмоций, чтобы этот взгляд выдержать.

Я соскальзываю с кровати и скрываюсь в ванной. На моих чулках огромная дырка. Не знаю, откуда она взялась. Я снимаю пояс, чулки отправляю в мусорное ведро. И забираюсь под обжигающе горячую воду. Тело по чуть-чуть расслабляется, но руки и ноги до сих пор дрожат, а внутри у меня дрожь совсем другой природы!

Я не знаю, плакать мне или смеяться, ведь я влюбилась.

Закручивая воду и заворачиваясь в отельный махровый халат, я мысленно наступаю себе на горло. Упрямо смотрю на дверь, понимая, что впервые в жизни готова на мужчину вешаться. Предлагать себя!

Я хочу… предложить ему отношения…

Краем полотенца я делаю чистую полоску на стекле. Глядя на свое горящее лицо в зеркале, я чувствую себя счастливой.

Глава 25

Полина

Расул стоит посреди номера в одних трусах, когда я выхожу из ванной. Бесформенная тряпка в его руках — это мое платье. Он аккуратно пропускает его между пальцев и поворачивает голову.

Он не расслаблен, но и не напряжен. Я себя чувствую так же. Слишком много у меня ощущений, и внутри, и снаружи, а его эмоции для меня загадка. Я так хочу понимать их лучше, что от стараний путаюсь только сильнее, но в данную секунду мне хватает собственной уверенности в том, чего я хочу.

Дагестанец смотрит на мои руки, которыми я туже затягиваю пояс халата. На мои голые стопы, выглядывающие из-под него. Потом на платье в своих руках.

— Все хорошо? — спрашивает он с хрипотцой.

Мой голос не меньше хрипит, когда отвечаю:

— Просто супер.

— По-моему, оно восстановлению не подлежит, — кивает он на платье.

— Хочешь, чтобы я оделась?

Я знаю, что он не может этого хотеть. Просто не может! Он целовал меня горячо. Мои губы распухли. И он так на меня смотрел… и сейчас смотрит.

И я его дразню, ведь теперь знаю, что он может быть смешливым. Я хочу, чтобы он был таким сейчас. Со мной. Хочу расшевелить его. Хочу его дразнить.

— Нет, — говорит Расул, подходя к тумбочке. — Точно нет.

— Чтобы разделась? — предлагаю с легким вызовом.

Повернув ко мне голову, он на меня смотрит. Я знаю, что время, которое Расул берет себе для ответа, — это не признак его умственного запора. С мозгами у него все отлично, просто он понимает, что я с ним флиртую.

На мой флирт дагестанец отвечает раздражающе трезво: — Хочу. Но, если ты разденешься, мне пиздец. А я пытаюсь придумать, как решить проблему…

Мне плевать на его грубость. И на платье. Я хватаюсь за его грубый комплимент и за его взгляд, которым Расул окинул мое тело, — быстрый, словно он дотронулся до высоковольтного провода. И эта дистанция… мне не нравится…

— Видимо, мне придется остаться здесь навсегда, — говорю я.

— Я что-нибудь придумаю, — заверяет он. — Хочу заказать еду. У них тут своя пиццерия, — Расул изучает меню, которое взял на тумбочке. — Какую пиццу хочешь?