Больше, чем что-либо на свете

Не сводя с неё изумлённых глаз, полных нерешительной, но плещущей через край нежности, та поднялась на ноги.

– Я не верю своим ушам, – пробормотала она.

– Обними же! – простонала Темань, поймав зажмуренными веками прорвавшиеся наружу слёзы.

Робко и ласково прижав её к груди, Леглит взволнованно заглядывала ей в лицо, смахивала со щёк слезинки и покрывала её похолодевшие пальцы поцелуями.

– О священное сердце Маруши... Ты плачешь! Но отчего? Я снова чем-то обидела тебя? Будь проклят мой трижды неловкий язык!

– Ты ни в чём не виновата, – всхлипнула Темань, устало улыбаясь сквозь слёзы. – Твоя любовь согрела мне сердце... Ты даже не представляешь, дорогая Леглит, как я одинока. Так одинока, что хочется выть!..

Все эти годы, что она провела в безнадёжных попытках убедить себя в любви Северги, изливались, вытекали по её щекам горько-солёными струями, оставляя в груди ноющую, гулкую пустоту. Всё зря, всё напрасно. Но она дождалась, услышала это заветное слово – пусть и не от того, от кого хотела. «Любимая женщина»... Как сладко сознавать себя любимой, пусть к сладости и примешивалась соль слёз!..

– Ты одинока? – Леглит всё деликатничала, не решаясь крепко стиснуть Темань в объятиях и поцеловать в губы, и только грела дыханием её пальцы. – Не могу в это поверить... Ты, такая прекрасная, ослепительная, одарённая, душа общества – одинока?

– Так бывает, – сквозь всхлип вздохнула Темань, зябко прильнув к ней. – Бывает, когда в жизни есть всё, кроме любви.

– Ты не счастлива со своей супругой? – Леглит, бережно приподняв её лицо, заглянула ей в глаза глубоко, внимательно и нежно. – Впрочем, не отвечай, если не хочешь. Я всё вижу, чувствую. Мне не нужно слов.

Миг – и Темань очутилась у неё на руках. Леглит медленно шагала по аллее, укутав её объятиями и укрывая от ветра своим плащом, и Темани оставалось только обвить её плечи руками и закрыть глаза в горьковато-сладком умиротворении, касаясь дыханием голубой жилки на виске навьи-зодчего.

– Дрожишь... Ты озябла? – спросила та. – Если хочешь, вернёмся в дом. Тебе нужно выпить горячего отвара.

– Отвар мы можем выпить и у тебя, – дохнула Темань ей на ухо. – Не хочу домой. А дрожу я вовсе не от холода.

Глаза у Леглит заблестели, на щеках снова проступили пятнышки румянца. Она поймала на улице пустую повозку, усадила Темань в неё и назвала носильщикам адрес.

Зарабатывала она достаточно, чтобы позволить себе четырёхкомнатные апартаменты в общинном доме, в которых обычно селились жители со средним достатком. Дом сиял снаружи уютным розовым светом, окружённый тенистым садом со скамеечками и защищённый чёрными кружевными копьями кованой ограды. Столовая, гостиная, рабочий кабинет и спальня были обставлены с хорошим вкусом, мебель отличалась изяществом и выглядела дорого. Обивка и обои сочетались безупречно, нигде Темань не нашла кричащих оттенков и нелепых решений. Судя по всему, хозяйка ценила красоту, опрятность и уют. Все стены в кабинете закрывали книжные полки, а на широкой постели под пышным балдахином лежала всего одна подушка. К чему, спрашивается, такое великолепное ложе, если спать на нём приходилось в одиночестве?

– Желаешь поужинать? – гостеприимно предложила Леглит.

– Благодарю, я не особенно голодна, но от чашечки отвара не отказалась бы, – улыбнулась Темань. – А лучше что-нибудь покрепче, если можно. Я и вправду немного продрогла, согреться не помешает.

Леглит обставила это символическое застолье торжественно. Из спальни, также служившей ей гардеробной, она появилась затянутой в наряд благородного серого цвета, выгодно подчёркивавший её стройный стан и превосходную осанку, а туго накрахмаленные кружева на рукавах и воротничке стояли так жёстко и сияли так ослепительно, что казались сделанными из сахара. Волосы она позволила себе уложить чуть менее строго, чем обычно: вместо зализанного узла на затылке Темань с приятным удивлением увидела мягкие локоны, ниспадавшие на плечи. Довершала всю эту прелесть улыбка – редкая гостья на серьёзном лице женщины-зодчего. А она вовсе не дурнушка, подумалось Темани. Наверно, она нарочно преподносила себя этаким сухарём, бесполым существом – чтобы ничьё внимание не отвлекало её от работы.

– Отчего ты так не одеваешься всегда? – воскликнула Темань, с удовольствием любуясь ею.

– Да как-то нет особенного повода наряжаться. – И Леглит присела к столу, на котором уже ждали чашки с отваром, хрустальный кувшин с вином и изящные мясные рулетики на закуску.

– Наряжайся для меня, – сказала Темань, накрывая её руку своей.

– Как прикажешь, моя прекрасная госпожа, – дрогнув ресницами, ответила Леглит. Её пальцы под ладонью Темани тоже задрожали, но она совладала с волнением и сжала руку своей гостьи, не сводя с неё пристально-нежного взгляда.

После пары бокалов вина Темань ощутила лихорадочный жар щёк и приятную раскованность души и тела. Здесь её никто в хмельном не ограничивал, но она сама с лёгкостью держала себя в рамках – пила ровно столько, чтобы лишь почувствовать то самое «особое» настроение, игривое и искрящееся. Неудержимая, гибкая, обольстительная, она вгоняла Леглит в краску ласковым взглядом и звонко смеялась над её смущением – без издёвки, весело и от души. За спиной будто раскинулись сильные крылья, и Темань, поймав ощущение раскрепощённого полёта, решительно отодвинула в сторону вино: если она не хотела отяжелеть и рухнуть камнем вниз, больше пить не следовало. Чуть «подогрелась», дошла до нужной степени внутренней свободы – и довольно. Ещё не хватало ударить в грязь лицом перед Леглит... Северга повидала её всякой – в том числе и безобразно, отвратительно пьяной, но показаться Леглит с этой неприглядной стороны Темань мучительно стыдилась.

– Ты прекрасна, – присев у её колен, молвила женщина-зодчий. – Ты – ослепительная, сияющая... И от тебя я хмелею без вина.

Какое чистое восхищение озаряло её взгляд! Темань ощутила себя под его тёплыми, целомудренными лучами безнадёжно испорченной, порочной, грязной... Но мягкие губы щекотали поцелуями запястья, и Темань, ощущая себя уже свободной от нравственных обязательств по отношению к Северге, зарылась пальцами в волосы Леглит. Та сперва вздрогнула от этой ласки, а потом прильнула к её руке щекой.

– Мне кажется, я сплю, – проронила она, погружаясь губами в подушечку ладони. – И всё это мне снится...

– Это не сон, – томно рассмеялась Темань, обвивая её плечи гибкими, цепкими объятиями. И защекотала хмельным дыханием её ухо: – У меня немного кружится голова... Пожалуйста, отнеси меня на кровать.

– На кровать? – Леглит приподняла брови, очаровательно растерянная. – Ты устала?

– Ты в самом деле такая простодушная или ловко прикидываешься? – Темань шутливо нажала на нос Леглит и тихонько чмокнула в кончик. – Неужели ты не понимаешь, для чего я осталась сегодня с тобой?

Леглит заморгала, затем нахмурилась, а потом её лицо приняло своё обыкновенное строго-замкнутое, серьёзное выражение.

– Темань, я не могу позволить себе... нет, вернее, позволить тебе сделать то, о чём ты потом будешь жалеть, – сказала она.

Разочарование, пробиваясь тонким ветерком сквозь тёплый кокон ласкового хмеля, отрезвило Темань. Зябкие мурашки поползли от бледнеющих щёк вниз, и вскоре тягучий холод охватил её полностью. Поднявшись на безвольно мягких и слабых ногах, она проговорила: