Большое сердце

— Скажите мне, как они убили Галочку? — тихо и настойчиво спрашивала мать.

Не хватило сил при первом разговоре произнести слово «гильотина». Я попытался уклонится от прямого ответа и стал расспрашивать о детских годах дочери.

— Она рано лишилась отца, — говорила мать. — Мне казалось, что я не сумею выучить ее и вырастить мальчиков. Но спасибо нашей власти, не дали дочери простой работницы остаться без знаний. Галина умела ценить и ласку большой советской семьи, и мою ласку.

Ирина Павловна раскрыла ящик старинного комода и вынула тщательно завернутые в цветной кусок материи документы и фотографии Галины. На одной — девушка с пышными, опускающимися на плечи, вьющимися волосами. Глаза серьезные, как у матери, круглый подбородок приподнят, губы раскрыты, и вся она точно желает вам сказать что-то теплое, приятное.

Натруженные руки Ирины Павловны положили на стол произведения Пушкина, Горького, Шолохова и Николая Островского.

— Это ее любимые писатели. В одну ночь Галочка прочитывала книгу. Она была жадная к знаниям, к настоящей жизни. Разве могла она мириться с позором быть у кого-нибудь рабыней! Разве могла она в Германии хоть на минуту забыть нашу родную землю! Из ее писем я уже чувствовала, я уже знала многое. Хотите их прочесть?

…Пожелтевшие от времени листки, некоторые со стершимися буквами, но это живая Галочка сквозь годы говорит с нами страстным и нежным, голосом.

22 октября 1942 года Галина пишет из Берлина матери:

«Хотела бы вас всех увидеть хотя бы на минуточку. Нет, не на минуту, а навсегда. Навсегда возвратиться и быть там, где я полезна нашему народу».

Позднее, когда деятельность подпольной организации «Интернациональный Союз» дала уже ощутимые результаты, Галина не могла удержаться, чтобы намеком не дать знать о счастье, которое она нашла в борьбе.

«Дорогая мамочка! У меня есть один секрет, касающийся только меня. Сообщу тогда, когда буду иметь успех… Только прошу, не волнуйтесь. Это очень хорошее начинание… Вы можете услышать лишь тогда, когда я буду около вас. А это будет, я не теряю надежды».

Не сбылись надежды Галины Романовой. Им не дали сбыться враги, казнившие в тюрьме Плёцензее девушку-борца. Но, как писал Юлиус Фучик, «человек не становится меньше от того, что ему отрубят голову». Не в силах были фашисты заставить умолкнуть верную дочь Советской Отчизны. Она и сегодня среди нас!

* * *

В дни своего последнего посещения Днепродзержинска я с Николаем Романовым обошел исторические места города, которые были близкими, родными для его сестры.

С небольшого возвышения смотрим на металлургический комбинат, раскинувшийся у живописного правого берега Днепра. Николай с гордостью показывает цеха красавца завода, тепло говорит о коллективе блюминга, где он приобрел квалификацию сварщика, нашел после армии чутких, заботливых товарищей. Он вспоминает, что с этого места они с Галинкой любили вечерами глядеть на золотисто-огненное зарево, поднимающееся над домнами в момент выпуска металла.

Через некоторое время мы с улицы Заварихина свернули в переулок и остановились перед домом № 5, на котором висит гранитная доска с надписью:

«Здесь в период немецкой оккупации находился штаб отряда партизан Отечественной войны».

Входим в небольшой дворик. Нас приветливо встречает старшая дочь Евдокии Семеновны Кириенко — Лидия Гавриловна — и дочка героически погибшего Петра Кириенко. Завязывается беседа. Лидия Гавриловна рассказывает о подпольной деятельности матери и брата, о том, как в январе 1943 года Евдокию Семеновну, Петра Кириенко и других подпольщиков эсэсовцы расстреляли у стены коксохимического завода.

— Вы видели наш памятник Славы лучшим людям города? — спрашивает Лидия Гавриловна. — На нем имеются имена и наших любимых.

На небольшой, всегда многолюдной площади, в окружении молодых деревьев, цветочных клумб и газонов, стоит воздвигнутый в первые годы Советской власти памятник Освобождения. Мощный постамент легко держит на себе высокую отточенную бетонную колонну. На вершине ее возвышается человек, разорвавший на своих руках цепи рабства. В страстной, порывистой фигуре ощущается торжество победителя и внутренняя могучая энергия борца, готового свершить новые подвиги.

Под этой стремительной фигурой, отлитой рабочими Днепродзержинска, на стенках пьедестала начертаны имена героев гражданской и Великой Отечественной войн. Возлагая живые цветы на братскую могилу у подножия памятника, люди с глубоким уважением читают среди других славных имен имена матери и сына Кириенко, комсомолки Любы Тарасовой — близких друзей и наставников Галины Романовой.

И тут, у подножия памятника Славы, приятно слышать из уст рабочих, что они помнят Галину Романову, что ее бесстрашие, ее верность Советской Родине служат светлым примером для подрастающего поколения.

Бессмертны те, кто отдал свою жизнь за мир, за счастье людей, за светлое будущее своего народа.

Ю. Левин, Н. Мыльников ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН ПОЛЬСКОЙ ДЕРЕВНИ Очерк

Стояли осенние дни 1941 года. С фронта шли вести одна тяжелее другой. Фашистские захватчики, вооруженные до зубов, рвались к сердцу советской Родины — Москве.

Мимо станции Синарской один за другим шли эшелоны. Одни спешили на запад, к фронту, другие мчались на восток.

Однажды у станции остановился санитарный поезд. Путеец Григорий Кунавин стоял на перроне.

— Товарищ, какая это станция? — донеслось из окна вагона.

— Синарская, — ответил Кунавин и подошел к вагону.

— Какая у вас тут тишина, — сказал раненый.

Поезд тронулся. Кунавин не уходил. Он еще долго смотрел вслед уходящим вагонам. Перед взором стоял этот молодой израненный солдат, а в ушах слышался его голос: «Какая у вас тут тишина…»

В этот день Григорий пришел домой поздно вечером. Или разговор у санитарного вагона, или еще что подействовало на него, но он окончательно решил, что его место на войне, он коммунист и должен быть там, где может принести пользы больше, чем на далекой уральской станции. И он решил пойти на фронт добровольцем.

— Ухожу на фронт, Катюша, — сообщил он жене. — Пора…

…Эшелон уходил на фронт. Все жители Синарской вышли провожать своих земляков.

— Я буду бить врага так, как мне велит долг советского человека, долг члена Коммунистической партии, — поклялся тогда Григорий Кунавин перед земляками.