Бомаск
Шрифт:
От коньяка Джонстона под конец развезло. Его отвели в спальню, серую с розовым, и он заснул под картиной Мари Лорансен. Эту подробность он отметил в своем ближайшем письме к невесте.
О "Рационализаторской операции Филиппа Летурно" вопрос не поднимался.
– Я терпеть не могу, когда говорят о делах, - сразу же предупредила Натали.
Валерио Эмполи только любезно улыбался.
– Завтра вас ожидает в Клюзо такой радушный прием, - сказал он, - какой можно найти лишь у жителей наших гор.
СРЕДА, ВЕЧЕРОМ
Филипп ушел из стачечного комитета глубоко потрясенный. Пьеретта Амабль вступилась за него
Он хотел было зайти в соседнее кафе, подождать, пока она выйдет на улицу, и поговорить с ней. Но ему стало страшно, как бы его не приняли за шпика. Да и что он мог ей сказать? Он с завистью смотрел на молодых пареньков, которые имели право находиться близ рабочего штаба; Пьеретта иногда подзывала то одного, то другого, просила отнести пакет, сходить за кем-нибудь; эти юноши поглядывали на него с подозрением.
Он дошел до берега Желины и долго бродил по набережной. Все его мысли вертелись вокруг великого события: "Пьеретта Амабль относится ко мне с уважением и не стесняется выразить его перед всеми своими товарищами. Напрасно я поддавался отчаянию. Красавчик совершенно справедливо боится, что он для нее только поденщик в любви, - так оно и есть. Эта женщина будет моей". Мало-помалу он взвинтил себя и пришел в то исступленное состояние, о котором мы знаем из его писем к Натали.
Около восьми часов вечера он сел за столик в кафе на площади нового города, именовавшейся площадью Франсуа Летурно: она находилась между зданием фабричной конторы и главными воротами фабрики. На площади уже натягивали парусиновые навесы и устанавливали фанерные стенды для передвижной выставки американских профсоюзов. Вокруг поставили защитную цепь охранников. Поодаль кучками стояли рабочие и смотрели на эти приготовления. Филипп заказал себе коньяку и принялся писать пространное письмо Натали, думая, что она еще не уехала из Сестриера.
В половине девятого поблизости затрещал мотоцикл, Филипп поднял голову: Миньо с Пьереттой, сидевшей позади него на багажнике, медленно проследовали мимо цепи охранников, дважды объехали всю площадь и остановились около группы рабочих; Пьеретта им что-то сказала, а потом мотоцикл двинулся к мосту, перекинутому через Желину справа от здания конторы. Протарахтев по деревянному настилу моста, мотоцикл помчался через поле и скрылся из глаз. Но по усилившемуся реву мотора Филипп догадался, что мотоцикл поднимается по откосу, который выходил за городом прямо на Гренобльское шоссе.
Филиппа кольнуло, когда он увидел Пьеретту в столь близком соседстве с Миньо. Но он не придал этому большого значения. Было вполне естественно, что накануне боя два руководителя делают смотр своим войскам. Филипп заказал вторую рюмку коньяку и снова принялся за письмо.
К десяти часам он уже выпил шесть рюмок коньяку. Организм его не был так проспиртован, как у его сводной сестры, он не чувствовал томившей Натали потребности глотать водку с первой минуты пробуждения. Он мог прожить "всухую" весь день, не испытывая от этого особых неудобств. Но вот уже несколько недель, как положение изменилось: стоило ему выпить рюмку, его тянуло выпить вторую, а за ней третью и так далее до потери сознания.
В тот вечер, когда в кафе зашли Визиль и Красавчик, он еще сохранял контроль над собой, за исключением непреодолимого желания пить рюмку за рюмкой.
Красавчик остановился на минутку
около него, пожал ему руку.– Пьеретта вернулась?
– спросил Филипп.
– Собираешься еще кого-нибудь разоблачить?
– спросил смеясь Красавчик.
– Может, и собираюсь, - ответил Филипп и, похлопав ладонью по исписанным листочкам, лежавшим перед ним на столе, добавил: - Пытаюсь разгадать подлые замыслы АПТО.
– Если разгадаешь, - сказал Красавчик, - расскажи об этом Пьеретте завтра утром.
– А сегодня нельзя?
– Она поздно вернется, уехала в Турнье, будет выступать там на собрании рабочих.
Филипп покачал головой.
– Как же она ночью оттуда поедет? По такой дороге опасно на мотоцикле ехать - темно.
– Она в автомобиле поехала, Жаклар ее повез в своей машине, - сказал Красавчик и, отойдя, сел за столик с Визилем.
"Значит, она солгала ему, - тотчас подумал Филипп.
– Неужели он прав, ревнуя ее к Миньо?"
Он попытался продолжить письмо к Натали, но не мог сосредоточиться. Да и все, что он написал, потеряло теперь всякий смысл. Воображение рисовало ему, как Пьеретта и Миньо несутся по шоссе. Ему вспомнилось, как один из его школьных товарищей, долговязый Рип, у которого был свой мотоцикл, рассказывал, будто толчки и тряска мотоцикла возбуждают женщин до безумия. "Они сами умоляют меня остановиться и готовы отдаться в придорожной канаве", - уверял Рип.
В другом углу кафе Визиль о чем-то шептался с Красавчиком. Потом схватил сифон с содовой водой, нажал клапан и пустил струю в пол. Красавчик расхохотался и хлопнул Визиля по плечу.
Филипп заказал еще рюмку коньяку. А на листке письма к Натали он написал вдоль страницы:
"Да как же Пьеретта может целоваться с этим гнилозубым Миньо? Неужели ей не противны его зловонное дыхание, его нечистая кожа? У Красавчика по крайней мере хоть свежий цвет лица и губы как вишни. Но когда в женщине заговорит похоть, разве для нее имеет значение цвет лица?.."
Красавчик подозвал официантку и расплатился. Потом широким жестом протянул руку Визилю, как будто хотел сказать: "Согласен! Договорились, На жизнь и на смерть!" И опять захохотал.
"Дурак!
– думал Филипп.
– Где твоя Пьеретта? Отдается сейчас другому, взвизгивает, как сука".
Визиль ушел. Красавчик подсел к Филиппу.
– Выпей что-нибудь, - предложил Филипп.
Красавчик заказал стакан красного, а Филипп - еще рюмку коньяку.
– Почему ты сейчас говорил о мотоцикле?
– спросил Красавчик.
– А я думал, что Пьеретта поехала на мотоцикле с Миньо.
– Видишь, как можно ошибаться, - сказал Красавчик и умолк на мгновение. Потом сказал тихонько: - Я много передумал за последние дни. Неправ я перед Пьереттой. А все оттого, что очень уж тоскую по родине. Я уверен, что Пьеретта - честная женщина.
– Тебе лучше знать, - заметил Филипп.
Красавчик поглядел на стопку блюдечек из-под выпитых Филиппом рюмок коньяку.
– Пьешь ты много, - сказал он.
– А интересно, как она называет Миньо, - сказал Филипп, - Фредерик иди Фред? А может, "миленький"?
– Ты пьян, - сказал Красавчик, - пойдем я тебя доведу до дома.
– Смотри лучше за своей Пьереттой, а меня оставь в покое, - лепетал Филипп.
Красавчик молча взглянул на него, потом сказал задумчиво, как будто говоря сам с собой: