Борьба страстей

— А мн-то какое до этого дло? — возразила она, думая только о ссор. — Смотри, какъ ты гребешь? Мы надемъ на скалу.

Но онъ продолжалъ грести по-прежнему.

Тогда она громко повторила т же самыя слова, Онъ размахнулся весломъ, какъ бы желая послушаться ея, и весло сломалось.

Теперь они были въ безпомощномъ положеніи.

— Это ты нарочно сдлалъ, — сказала она, почувствовавъ въ первый разъ страхъ.

Онъ отвчалъ:- Конечно, ты не вернешься живою на берегъ!

Черезъ минуту раздался душу раздирающій крикъ. Лодка ударилась о скалу и разбилась. Въ одно мгновеніе цыганъ вспрыгнулъ на скалу. Оттуда онъ могъ видть, какъ Леонарду вынесло на поверхность. Онъ видлъ, какъ она перевернулась нсколько разъ внизъ головой на одномъ мст. Затмъ она пошла ко дну.

Все это увидли съ берега, и цыгана спасли.

Никто не могъ обвинить молодого Александра. Его весло сломалось, въ этомъ онъ не былъ виноватъ: просто случилось несчастіе.

Эту исторію мн разсказывалъ самъ Александръ сидя въ Акерхусской крпости, куда онъ былъ посаженъ за какое-то преступленіе.

СРЕДИ ЖИВОТНЫХЪ.

Я не знаю другой страны, гд было бы такъ много птицъ и зврей, какъ у насъ на родин. Я не буду упоминать морскихъ птицъ, тюленей и рыбъ, я здсь говорю о боле рдкихъ породахъ: объ орлахъ, лебедяхъ, горностаяхъ и медвдяхъ.

Все это я видлъ въ дтств.

Въ то время лса на моей родин оглашались громкими разнообразными голосами птицъ. Весной и лтомъ чурыкалъ тетеревъ, сидя на верхушк дерева. а зимой въ лсной чащ такъ громко кудахтала блая куропатка, что люди сосдняго имнія не могли разслышать собственныхъ словъ.

Вотъ какъ было тогда.

Года два тому назадъ, посл двадцатипятилтней отлучки, я возвратился на родину и спросилъ, есть ли еще тетерева и куропатки. Уже шесть лтъ, какъ они перестали водиться въ лсу. Казалось, что птицы покинули страну одновременно съ отъздомъ дтей. Такъ какъ на нашемъ большомъ остров никогда не появлялось ни одного англичанина съ винтовкой, то, слдовательно, птицы не были истреблены, а он просто переселились въ другое мсто.

Въ дтств мы цлыми днями возились съ животными и ухаживали за ними. Съ нкоторыми коровами мы были однолтками. Овцы и козы появились на свтъ посл насъ, и мы наблюдали за тмъ, какъ он росли и съ каждымъ годомъ становились все больше и больше; наконецъ, он длались такими большими и старыми, что на нихъ надвали колокольчики. На наши сбереженія мы покупали козамъ и баранамъ колокольчики. И вс эти маленькіе колокольчики съ разнообразными звуками такъ дивно звенли лтомъ въ лсу, сливаясь со звономъ большихъ колоколовъ, надтыхъ на коровахъ.

Я никогда не забуду, какъ мн пришлось извести нашего стараго кота. Намъ везло въ томъ, что наши коты жили подолгу, такъ что у насъ въ дом постоянно бывалъ старый котъ. Отъ непрерывныхъ дракъ онъ ходилъ обыкновенно весь въ ранахъ и царапинахъ. Однажды нашъ котъ заболлъ и запаршивлъ такъ, что для насъ, дтей, онъ сдлался опаснымъ товарищемъ; мн было поручено его убить. Не потому, что я былъ старшимъ среди мальчиковъ, — я не былъ даже старшимъ, — но мать со всми своими секретами обращалась всегда ко мн, а не къ кому-нибудь другому, и поэтому я не могъ ей отказать. Все-таки я былъ самымъ подходящимъ для такого дла.

Топить его я не хотлъ, такъ какъ ему тамъ не хватитъ воздуху, думалъ я. Я хотлъ удавить его веревкой. Мн было въ то время лтъ девять-десять, не больше, и котъ былъ приблизительно того же возраста, такъ что съ моей стороны надо было имть много мужества.

Я понесъ кота въ кладовую. Тутъ я перекинулъ веревку черезъ вбитый въ стну желзный крюкъ, сдлалъ петлю посредин и сунулъ въ эту петлю шею кота. Затмъ я сталъ затягивать петлю. Я никогда не думалъ, чтобы больной котъ могъ быть такъ живучъ, какъ этотъ. Онъ ничего не высказывалъ мн, не просилъ меня о пощад, но началъ такъ задыхаться, что страшно было на него смотрть.

Я похолодлъ отъ ужаса. Онъ пытался высвободить свое тло изъ петли. Онъ бросался вверхъ и внизъ, кидался во вс стороны, одинъ разъ онъ вцпился въ меня когтями и порядочно поцарапалъ меня. Хорошо еще, что веревка была такая длинная. Я ршилъ итти все дальше къ концу веревки и потянулъ ее изо всхъ силъ. Котъ извивался въ рдкихъ конвульсіяхъ: то онъ лежалъ, растянувшись вдоль веревки, то онъ упирался головой въ веревку, неестественно высоко вытянувъ заднія лапы.

Я сталъ уговаривать его, какъ обыкновенно уговариваютъ лошадей, я говорилъ ему, чтобы онъ былъ покойнй; но онъ едва ли могъ меня слышать. Мы еще минутъ пять боролись съ нимъ такъ бшено; наконецъ, котъ сдлалъ послдній прыжокъ черезъ веревку, сталъ корчиться въ воздух и повисъ. Теперь онъ вислъ спокойно. Но я зналъ, что котъ очень живучъ, и потому въ продолженіе нсколькихъ минутъ не отпускалъ веревку. Всякій могъ бы меня теперь свободно свалить однимъ пальцемъ, такъ сильно дрожали мои ноги.

Котъ былъ мертвъ. И я пожиналъ лавры среди своихъ товарищей. Не каждому вдь удалось бы сдлать то, что я сдлалъ. Я всмъ говорилъ, что удавилъ кота собственными руками. И еслибъ кто-нибудь вздумалъ меня спросить, не оцарапалъ ли онъ меня при этомъ, то я могъ бы показать опасную царапину на рук и убдилъ бы этимъ всякаго въ истин своихъ словъ. Для людей и до сихъ поръ осталось тайной, какъ я отправилъ кота на тотъ свтъ…

Въ дом у насъ не было собакъ, такъ что зимой заяцъ свободно подходилъ чуть ли не къ самой нашей двери. Тогда мы стояли, притаившись, и щелкали языкомъ, чтобы его успокоить. Мы понимали, что онъ голоденъ, но намъ никогда не удавалось заставить его подойти къ намъ настолько близко, чтобъ накормить его. И намъ ничего не оставалось больше длать, какъ стоять въ сторон и молить Бога о сохраненіи зайца. Этому я научился у своего старшаго брата Ганса; но никто не хотлъ врить, чтобъ мы длали что-нибудь подобное.

За зиму по нашей дорог проходило не мало собакъ. Мы знали всхъ собакъ въ окрестности, но иногда пробгали совершенно незнакомыя намъ собаки, он приходили издалека и были обыкновенно изнурены вконецъ. Если мы ихъ подзывали, он не двигались и ложились на землю; никакими силами ихъ нельзя было сдвинуть съ мста.

Въ кладовой были только дв вещи, которыя намъ удавалось стянуть. То былъ пеклеванный хлбъ и селедка. И то намъ нельзя было брать заразъ большого количества, такъ какъ старшіе могли бы замтить; но у насъ была удивительная мать. Когда она заставала насъ въ кладовой, она уходила и длала видъ, что что-то забыла. И селедку и пеклеванный хлбъ мы ли частенько въ неурочное время, хотя и то и другое получали за обдомъ. Этимъ же хлбомъ и селедкой мы неоднократно спасали отъ голодной смерти собакъ, забгавшихъ издалека въ нашу сторону. Он съ жадностью пожирали ихъ и затмъ глотали снгъ, чтобы утолить жажду. Съ новыми силами он бжали дальше.

Однажды зимой мы съ Гансомъ похали въ лсъ за дровами и увидали оленя. Это была взрослая важенка (самка свернаго оленя). Она отбилась, вроятно, отъ своего стала, спасаясь отъ собакъ, и заблудилась. Снгъ былъ очень глубокъ, и когда она, завидя насъ, шарахнулась въ сторону отъ дороги, то могла пройти едва нсколько шаговъ. По мннію Ганса она была голодна. Тогда мы повернули лошадь и похали домой, чтобы принести важенк пеклеваннаго хлба и селедокъ. Совершенно неожиданно для насъ она съла и то и другое и совсмъ насъ не боялась. Когда мы хали по лсу, она все время бжала за нами, она стояла около насъ, пока мы накладывали дрова и когда мы похали домой, важенка отправилась съ нами вмст. Но дома она не позволяла взрослымъ гладить себя и начинала бить передними ногами, когда хотла кого-нибудь отогнать отъ себя.

Наступила ночь. На двор стоялъ жестокій морозъ.

Посл долгихъ споровъ съ отцомъ, мы получили, наконецъ, разршеніе запереть важенку въ сарай и накормить ее. Но утромъ она не хотла возвращаться въ лсъ. Она осталась у насъ не на одинъ, а на много дней, и ея пребываніе дорого обошлось намъ.

Дали знать управляющему. Объявили всенародно въ церкви. Владлецъ важенки не являлся. Тогда стали поговаривать о томъ, чтобы продать важенку съ аукціона; но кто же въ нашемъ бдномъ приход могъ бы купить такую большую скотину? Наконецъ ее ршили зарзать.