Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

— Чего я не знаю? — спросил дед. Два черных глаза ружья смотрели Фоме пониже груди, белый палец лежал на спусковом крючке. Если он надавит чуть сильнее раздаться грохот, Фому ударит в грудь, впечатывая его в стену (Мама говорила «Стенка больше даст») и при свете луны красное пятно будет казаться черным.

— Отвечай!

— Вас называют нечистыми уже сотни лет. Вас не любят и не любили всегда. Не смотря на все ваши ухищрения, подарки, фокусы и полеты под луной вы всегда будете нечистыми. Существами с нечистой кровью. Только ты не стреляй, сам ведь спросил. Я не виноват, мы тут живем, вы там.

— Где там?

— В местечке неподалеку. Рядом с городом построили поселение. Его называют Нечистым Кварталом или Вонючий Улей или Столица Неправильных.

Дед вдруг побагровел, выпрямился во весть рост и головой достал до перетрусившей, как и Фома луны. Поднял ствол и шагнул к нему, ткнул как палкой пацаны тычут в костер, чтобы разворошить горячие угли. Толчок получился пониже носа, ломая верхний зуб кончик ствола, юрко как змея и твердо как копьё, влез ему в рот принося вкус железа, масла и грязи.

— Не ври мне, мальчик. Какой еще квартал, кто там живет и почему? Не заставляй дедушку злиться, замерзнешь.

Он выдернул ствол, вытаскивая кусок зуба вместе с ним, но Фома не кричал, не выл и не показывал недовольство. Просто большая слезла потекла вниз по щеке, пробивая дорожку в грязи. Лучше бы пошел дождь, скрывая это непотребство.

— Все ваши. Все, кто со способностями. Не бей меня больше, я не вру.

Он плюнул под ноги, стараясь избавиться от поганого вкуса мокрой ржавчины во рту и похолодел. Плевок вышел аккурат под ноги деда, как будто-он специально по киношному красиво решил послать его перед смертью.

— Извините. Это я не хотел. Я не специально. Под ноги себе хотел. Так получилось, простите.

— Перестань бормотать и извиняться. Рассказывай про вонючий улей, если хочешь жить. Мне нужно знать всё.

4

Он слушал деревенского мудака и наливался злобой как помидор соком. Если это правда, если всё это, все что талдычит опустив глазки этот мудак… Чёрт, даже в голове не умещается весь этот бред. Если бы он не побрился двенадцать часов назад, то сейчас бы поседел и волосы посрывались бы как листья с осенних деревьев. Нет, он не обманывает этот трусливый холоп — убийца соседей, но как это может быть правдой? Они со Снежкой. С его любимой Снежкой выходили на поверхность стабильно раз в год. Тридцать первого декабря одевались как на парад и выходили. Он тащил огромный неподъемный мешок, а Снежка просто шла рядом и счастливо улыбалась.

Они ходили по квартирам, по домам и встречали счастливых детей, веселых и уже пьяных родителей. Собаки лаяли им вслед, плакали от счастья старушки и уступая дорогу сигналили машины. Целые сутки, а иногда и двое неустанно они работали на благо людей, несли минуты счастья в дома и теперь они получили это?

— Да как это блядь может быть?

Лютый сам не заметил как ударил пленника. Да, не по-военному и не по-человечески, но и это всего лишь пощечина. Голова Фомы мотнулась в сторону, и он завыл. Тихо, не крича, но глаза которыми он посмотрел на Лютого выдавали его с головой. Страх и ненависть перемешались там глубоко в тени, как белый снег может перемешаться с красной кровью. Ненависть можно выбить, если тщательно поработать над пленным и тогда останется страх, а ненависть заменит рабская покорность на грани с обожанием.

«Не убивай, — стонал он, — не убивай, пожалуйста. Я всю правду расскажу. У меня жена и дети»

— У твоего друга тоже дети. И ты его убил.

— Нет у него никого. Сам он. Ни жены, ни детей, ни родителей. Даже друзей нет, ты последних убрал.

— А я думал ты последний. Никого нет говоришь?

Дед задумался. Ствол продолжал смотреть «деревне» пониже груди, пусть не расслабляется. «Обтекай, мразь», так говорит молодежь?

— Совсем — совсем? Кто его искать будет? Может с работы или из милиции?

— Не работает он уже лет десять, как и все мы. Торгуем понемногу — я налаживал сбыт, он чистая торговля. Ну да, клиенты приедут, конечно за товаром, но я всё улажу. Его никто и не вспомнит. Ты только не убивай меня, отпусти, дедушка. Давай забудем все обиды, ведь на Новый Год нужно забывать старое, оставлять в прошлом все плохое.

— Ишь ты как заговорил. Про Новый Год вспомнил. Чего-то я тебя и не припомню на своих утренниках.

— Так был я, чего не был. Как и все ходил, дедушка. Только я застенчивый был, ага. Вот и на глаза не показывался, на коленках не сидел, вирши Снегурочке не рассказывал.

— Как ты ее назвал?

Фома охнул и замер, начал дрожать и вдруг на колени упал:

— Чего же я не так сказал, дедушка? Ты меня извини по-братски. Ничего плохого не хотел сказать.

— Как ты назвал внучку мою?

— Эм… — он молчал и смотрел в лицо старику снизу вверх, боялся оступиться, хитрый колорадский жук.

— Ну?

— Сне… гурочка? Это не я придумал, все так вашу внучку называли. По доброму, без задних мыслей. Снегурочка, внучка дедушки Мороза?

Ствол уперся ему в лоб и перепуганный завыл, кося взглядом в сторону, искал кого-то или ждал.

— Де де де дедушка Мороз, — он почти прошептал окончание и зажмурился ожидая грохота и удара в лоб, который выключит свет в его комнате навсегда. Пуля с такого расстояния пробьет голову насквозь и выйдет через затылок, унося с собой на стенку ошметки плоти и мозгов.

5

Лысый не убил его. Только подвигал морщинами в попытках подумать. Фома мысленно выдохнул, «спасибо что живой», как говорится. Где Галка пропала? Какого хрена её так долго нет? Прошло достаточно времени чтобы вернуться, начать, блин, беспокоиться о муже и пойти на поиски. Где дети? Где племянники? Где хоть кто-нибудь? Почему когда он им нужен, то быстро прибегают, а как помощь нужна отцу ни одного отпрыска нет и близко. Может они залегли неподалёку и следят за ними? Боятся подобраться ближе? Ну так пока они будут думать старик его всё-таки порешит. Уже пришлось отсосать двустволку, что дальше? Куда нечистый надумает вставить ствол следующий раз?

— Ладно, вставай.

— Зачем? — голос предательски дрогнул. — Спасибо я посижу.

— Вставай. Пойдем снежного ангела лепить.

— Что?

— Пойдем, поможешь мне. Если всё пройдет хорошо — отпущу. Руки опусти.

Они обогнули стену и через пролом вернулись внутрь, на место гибели Женьки. Фома шел первым, ощущая двойной взгляд стволов на спине и непроизвольно ёжился, как от холода. Дед топал за ним и молчал пока они не остановились у тела погибшего.

' Не надо, — вдруг Фома четко понял, что дед хочет сделать. — Не убивайте. Боже, у меня дети. Я боюсь, не убивайте. Только не здесь.'

Он не падал только потому что не хотел рухнуть коленями в кровь, которая обтекала Женьку, как море большой остров. Сил у него уже практически не осталось. Легкое дуновение ветерка унесло бы его в соседнее село. Если бы лысый хлопнул в ладоши у него бы лопнуло от страха сердце.

«Обернись и посмотри мне в глаза».

Он не мог повернуться. Ноги не слушались. Они ослабли и дрожали, если бы он повернулся, то потерял бы равновесие и лег лицом на деревянное покрытие пола.

«Обернись!»