Бородинское поле

"зоны безопасности США", которая, в сущности, охватывает

весь мир. И ради сохранения своих капиталов правящие круги

Америки готовы пойти на все, не думая о последствиях и, уж

конечно, не считаясь ни с какими, даже самыми

элементарными, нравственными нормами. Гальвиц привадит

высказывания на этот счет президента США, военного

министра и близких к правительству публицистов. Вот Линдон

Джонсон, выступая по радио и телевидению, в 1965 году

вещал: "Американские страны не могут допустить, не должны

допустить и не допустят создания в Западном полушарии еще

одного коммунистического правительства". "А на каком

основании?" - спрашивает Гальвиц. Почему, какое имеют право

США вмешиваться во внутренние дела других стран, решать

за народы этих стран, какой им избрать общественно-

политический строй? Все на основании ими же сочиненной

"зоны безопасности". Но эта зона - обычное лицемерие янки.

Куба угрожает США - так нужно понимать заявление

Джонсона? Смешно, невероятно, но факт. Монополии боятся

потерять свои неофициальные колонии в Латинской Америке -

вот смысл этой "зоны безопасности для США". И во имя

сохранения за собой права беззастенчивого грабежа соседних

стран правящие круги США готовы пойти на все.

Гальвиц говорит, что примерно в одно время с

Джонсоном, т. е. в 1965 году, военный министр США Роберт

Макнамара заявлял: "Жизненно важной задачей наших

стратегических ядерных сил является их способность

обеспечить гарантированное уничтожение... уничтожение,

скажем, одной трети или одной четверти населения и

примерно двух третей промышленных мощностей противника".

Гальвиц привел откровенно циничное высказывание

американского публициста Ф. Кука: "Любая тактика, даже

первым прибегнуть к атомной войне, дозволена, если она

может привести к истреблению миллионов во имя благородной

цели сохранения и распространения нашей системы".

Глеб Трофимович был приятно поражен, прочитав далее

полные убийственного сарказма строки Вилли Гальвица: "Итак,

что это за система, во имя которой дозволено истребить

миллионы ни в чем не повинных людей? Хозяева этой

системы именуют ее "свободным миром". На самом же деле за

ширмой свободы скрывается несколько необычное

полицейское государство, необычное тем, что в нем слиты

воедино капитализм янки и империализм сионистов

(последний маскируется первым). А некоторые свободы,

которыми так кичится официальная Америка, - просто блеф,

видимость, обман общественного мнения через средства

дезинформации. Любая система, - продолжал далее Гальвиц, -

начинается с нравственного разложения общества, духовного

опустошения, убожества и примитива. Возьмите Рим времен

Цезаря. Саллюстий в своих "Письмах" к Цезарю считает

главной причиной разложения римского общества

нравственное несовершенство граждан. В наши дни США, да и

вообще капиталистический мир, переживают период духовного

упадка и разложения, подобно тому состоянию, в каком

находилась Германия в начале сороковых годов. Милитаризм -

это бодряческая маска, прикрывающая социальную и

духовную гниль. Русские победили Гитлера потому, что были

нравственно выше и чище. Они и сейчас превосходят

кичливых американцев и вообще так называемый Запад в

нравственном отношении. Это понимают некоторые

политические боссы Америки, но, вместо того чтоб попытаться

лечить свою систему, подняв ее в нравственном отношении,

они бросились изо всех сил подтачивать силу русских. Идет

великая идеологическая война, которая поглощает едва ли

меньше сил и средств, чем поглощает их гонка вооружений и

содержание армии".

Прочитав эти строки, Глеб Трофимович отложил книгу в

сторону и задумался. Мысленно продолжил слова Гальвица:

"Идет великая идеологическая война, стратегическая цель

которой - подтачивать нравственную силу советских людей, не

самим подняться до нас в моральном отношении, а опустить

нас до уровня их, американской, вернее, буржуазной морали.

Удивительно: немец понял стратегическую цель

империалистических идеологов, а мы? Все ли мы ее

понимаем? Например, Брусничкин? Непохоже, к сожалению".

Что это - беспечность или что-то другое, чему он, генерал

Макаров, еще не нашел названия? И тогда, словно подводя

чему-то итог, он вслух произнес:

– В наше время идеологическая беспечность

равносильна беспечности военной.

Пришедшая с работы Александра Васильевна, услыхав

голос мужа, решила, что он не один дома. Глеб Трофимович

вышел в прихожую и поцеловал жену. Губы ее были

холодными, а розовые щеки хранили волнение.

– У нас кто-то есть?
– спросила вполголоса Александра

Васильевна.

– Никого, - удивленно ответил Глеб Трофимович. –

Почему ты решила?

– Я слышала, ты с кем-то разговаривал.

– Ах да, просто мысли вслух, - смущенно заулыбался Глеб

Трофимович, помогая жене снять плащ. - Как прошло

собрание? Ты выступала?

– Потом расскажу все по порядку. Ты ужинал?

– Ждал тебя. Сейчас поставлю разогревать. - И Глеб

Трофимович ушел на кухню, а Александра Васильевна - в

ванную.

Затем, умывшись и переодевшись в домашнее, за

ужином, все еще взволнованная, она рассказывала:

– Собрание прошло бурно, и я выступала. Может быть,

слишком горячо и резко, но, ты понимаешь, Глеб, иначе я не

могла. Кто-то должен был об этом сказать, потому что нельзя

так дальше, преступно, ты понимаешь?
– С каждой фразой она

все больше возбуждалась, голос ее, обычно мягкий, певучий,