Бородинское поле

Брусничкин, отвечая Олегу Остапову.

– Понастроить в центре небоскребы, да к тому же

безликие, вроде вот этих сборных бетонных башен, значит

действительно изуродовать Москву, - без вызова сказал Коля.

– Да какое это имеет значение - этажность? Важно, что

внутри. Люди хотят иметь удобства, если не комфорт, то хотя

бы уют в своих квартирах. Я хочу, чтоб внутри квартир были

новые типы сантехкабин, чтоб в ванной был туалетный стол и,

прости, биде, чтоб в кабине уборной был рукомойник.

Элементарный уют, понимаешь? Это главное, а не внешние

черты. Современная архитектура имеет свои особенности,

свой облик, свои задачи: просто, экономично, рационально и

максимум удобств.

– Однако ты предпочитаешь жить на проспекте Мира в

доме, имеющем приятный внешний вид, так называемые

архитектурные излишества, - дружески поддел Коля.

– Ну знаешь ли, не я выбирала для себя этот дом, - не

нашлась Ариадна.

– А тот, кто выбирал, он что, сторонник Олега

Борисовича?

– Ярый противник, - ответила Ариадна и рассмеялась

своим мыслям. Но, тут же погасив смех, прибавила: - А ты

знаешь, сколько стоили дома на проспекте Мира с их

приятным, как ты изволил выразиться, видом? Если б мы

строили и поныне такие дома но индивидуальным проектам, то

мы бы еще на протяжении десяти, а то и больше лет не

выселили бы людей из бараков и подвалов.

– А ты считаешь, что твои крупнопанельные башни

обойдутся дешевле? Ты учитываешь ненадежность стыков

наружных панелей, когда через два-три года после новоселья в

квартиры сквозь эти стыки врывается ветер и вода? Или для

тебя это безразлично: в твоей квартире на проспекте Мира

тепло и сухо! А сколько средств уходит потом на штопку этих

стыков! И какой внешний вид этих башен после штопки?

Черные полосы по стыкам, словно дегтем разрисованы.

Красота!

– Во-первых, эти башни не мои. Я тебе уже говорила, что

при строительной индустрии, при крупнопанельном

домостроительстве архитектор выполняет функции инженера.

А во-вторых, за надежность стыков отвечаешь ты, строитель.

– Как бы не так! Словно ты не знаешь, что прокладки и

мастика, которые мы сейчас применяем на стыках,

ненадежны.

– Но при чем тут архитектор, в чем его вина? Не я же

выпускаю мастику.

Коля понимал, что она в чем-то права, и не стал

возражать. Они приближались к их "шалашу". Сумерки

сгущались быстро и незаметно. Кусты дышали приятным

теплом, и тепло это, и сумерки примиряли. В конце концов, от

их спора, от их взглядов на вопросы градостроительства

нисколько не зависит архитектурное будущее Москвы. Коля

снял с себя куртку и, расстелив ее под кустом, опустился рядом

на редкую и мягкую траву. Земля была теплой и сухой.

Ариадна села на куртку, взяла его руку, горячую и крепкую.

Потом начала ерошить его густые короткие волосы, шепча:

– Какой ты у меня славный! Только я одна, и никто

больше не знает, какой ты славный... И родной,

единственный...

Сладостная вкрадчивость и ненасытная страсть звучали

в ее голосе, разжигали в нем неистовое влечение и

неизъяснимое блаженство. Ариадна обхватила его шею

обеими руками, прильнула губами к его горячему лицу.

Сброшенная белкой с дерева шишка, прошуршав в листве,

упала рядом, но они не слышали ее падения. Сквозь ветки

куста Ариадна видела зажженную в небе звезду. Мысленно с

умилением произнесла: "Моя звезда".

2

Глеб Трофимович возвратился от Святослава под вечер и

сразу же принялся за книгу военного историка Вилли Гальвица,

изданную в США на английском, немецком и русском языках.

Принялся не откладывая, потому что у него с сыном

произошел следующий разговор после того, как Святослав

сказал отцу, что его отчет о поездке на Ближний Восток

понравился начальству и теперь полковнику Макарову

предстоит командировка во Вьетнам.

– Цель поездки? Если это не секрет?
– поинтересовался

отец.
– Меня интересует вопрос: моральный облик

американского солдата и проблемы воинского воспитания.

– Кстати, это может стать интересной темой твоей

диссертации, - подсказал отец. Он давно советовал сыну

всерьез заняться научной работой, тем более что два года

назад Святослав издал свою небольшую книжицу о воинском

воспитании в Советской Армии. Святослав не ответил: на

ученую степень он смотрел равнодушно, и отец хотел

продолжить начатый разговор, но не прямо, не навязчиво, а как

бы окольными путями. Спросил: - Как ты считаешь, почему де

Голль вывел свои войска из НАТО? Не есть ли это начало

развала милитаристского блока?

– Не думаю.

– А если подумать?
– настаивал отец, призывая сына к

размышлению. Но Святослав медлил, и Глеб Трофимович

продолжал: - Причина, разумеется, ясна: не хочет

расплачиваться за возможные авантюры американских

"ястребов" и Пентагона. А почему другие государства не могут

последовать его примеру?

– Де Голль мог себе позволить такую акцию, -

рассудительно отвечал Святослав, - во-первых, потому, что он

на собственном опыте минувшей войны испытал авантюризм и

национальный эгоизм американцев, готовых ради монополий

бросить под атомные бомбы всю Европу, до населения

которой им, в сущности, нет дела. Во-вторых, Франция в

экономическом отношении независима от США, чего нельзя