Бородинское поле

– Что же с ним случилось? - после напряженной

выжидательной паузы осторожно, но настойчиво спросила

Нина Сергеевна, требовательно устремив взгляд на мужа.

– Повзрослел парень, думать начал. И, естественно,

возмужал.

Удивительное спокойствие и в голосе и во взгляде мужа

обезоруживало Нину Сергеевну, но она не хотела сдаваться.

Ей казалось, что это спокойствие нарочитое, только для нее.

– Я не о том, Оскар! - воскликнула она решительно и

настойчиво и строго поджала сухие губы. Взгляд выражал

недоумение и тревогу. - Ты называешь это возмужанием?

Жестокость, варварство, хладнокровное убийство - и все

потому, что "думать начал"? Эти пытки ни в чем не повинных?

– Прости, дорогая, о пытках я что-то не помню в его

письме. Разве там есть об этом?

– Генерал Абрамс присутствует на пытках, наслаждается

убийством, - продолжала Нина Сергеевна. От волнения в ее

памяти смешалось и то, что писал сын, и то, что писала газета.

Все слилось оттого, что это было единое, звенья одной цепи.
–

Вспомни, Оскар, осень сорок первого, колючую проволоку,

штурмфюрера Шмидта...

– Дорогая, во Вьетнаме идет война, - поспешно перебил

ее Оскар: ему не хотелось, чтоб жена продолжала аналогию -

слишком очевидна и убийственна была она и потому

неприятна, на нее нечем было возразить, не было

убедительных аргументов. - На войне убивают, это так же

естественно, как утро после ночи.

– Но зачем? Зачем эта война? Зачем она Америке?

– Виктор тебе ответил, и в его ответе есть разумные

мысли. Потому я тебе и сказал: наш мальчик начал думать, и

меня это радует, хотя ты знаешь, что лично я за прекращение

этой войны. Но вот Виктор говорит, что мы воюем в интересах

безопасности США, иначе мы окажемся в кольце

коммунистической блокады. А он, Виктор, впрочем, как и Бен,

как и я, не хочет, чтоб у нас отняли коммунисты все, что

принадлежит нам. И вообще мы хотим, чтоб Америка была

Америкой, нашей Америкой.

Нина Сергеевна вздохнула и отвела от мужа

отчужденный взгляд.

Молчаливый вздох жены, наполненный горькой иронией,

одновременно и смущал и злил Оскара. Они хорошо понимали

друг друга без слов, были слишком чувствительны ко всякой

фальши и демагогии. Оскар умел уклоняться от неприятных

вопросов, обходить острые углы, делая неожиданно резкие

повороты в разговоре. Нина Сергеевна это отлично понимала,

но, не желая идти на обострение, позволяла мужу производить

словесные маневры. И Оскар решил "сманеврировать" и на

этот раз.

– Разве интервью с Уэлтнером, опубликованное в нашей

газете, не достаточное свидетельство моего отношения к

вьетнамской авантюре?
– вдруг сказал Оскар.
– Но я не могу

осуждать Виктора. Он солдат, он выполняет свой долг. На

войне убивают, там нет места сантиментам. Там чувства

грубеют, человек ожесточается, звереет. Да, да, дорогая,

именно звереет. Каждый хочет выжить. Там действует закон:

либо ты - либо тебя. Ты бы не хотела, чтобы убили Виктора?

– Я бы хотела, чтоб поскорей кончилась эта постыдная

мясорубка и чтоб наш мальчик поскорей вернулся домой

живым и невредимым.

– Но он военный. Это его профессия. Конечно, было бы

куда приятней видеть нашего Виктора в Пентагоне старшим

офицером, а еще лучше - генералом. Надеюсь, мы с тобой

доживем и до такого дня. По крайней мере, его участие в боях

во Вьетнаме достаточно прочный фундамент для блестящей

карьеры. И я уверен, что генерал Перес, который не вызывает

твоей симпатии, постарается помочь нашему сыну занять в

недалеком будущем достойное место в наших вооруженных

силах.Нина Сергеевна молчала. Лицо ее было задумчиво-

скорбным, а взгляд сосредоточенно-отрешенный,

устремленный в пространство.

Оскар догадывался, что жена уже не слушает его, но он

продолжал как бы по инерции высказывать свою мысль до

конца:- Роль армии в настоящем и тем более в будущем -

решающая. В критическую минуту последнее слово будет за

армией. Только она может отстоять независимость страны от

внешнего врага. Что же касается внутренних дел, то и тут ее

роль решающая. Она может либо помешать государственному

перевороту, либо способствовать. Поэтому очень важно, кто

стоит во главе армии, кто ее генералы и старшие офицеры,

каким идеалам они преданы.

Говоря это, Оскар лукавил. Он был уверен, что никакие

внешние враги его стране не угрожают. Он совершенно

исключал мысль о том, чтобы какая-нибудь страна напала на

могущественную ядерную державу - США. Потому что

ответный удар возмездия был бы сокрушительным. В конечном

счете это привело бы к гибели цивилизации. Это Оскар

отлично понимал и, понимая это, опасался, как бы какая-

нибудь случайность, например безумство какого-нибудь

Форрестола, не вызвала нажатия той роковой кнопки, которая

приведет в действие адскую машину мировой ядерной

катастрофы. Лишившийся рассудка бывший военный министр

США Форрестол с безумным возгласом "Русские танки!"

выбросился из окна и погиб. Но его единомышленники и

последователи живы и вершат делами в Пентагоне. Их

хищные руки то и дело тянутся к той роковой кнопке: они

требуют применить ядерное оружие во Вьетнаме, не

задумываясь над последствиями такого безумного шага.

Безумцы есть и в конгрессе. Они оказывают давление на

президента. Но слава богу, что президент еще не лишен

благоразумия!

Оскар Раймон, в отличие от многих финансово-