Босс для Ледышки

Но то что делал со мной Волков… это откровенно пугало.

То, что он будил, ощущалось предельно схожим с настоящей близостью. Только… только без близости. Совсем! Он ведь меня даже не касался! Достаточно было просто голоса. Я млела, соскальзывала в какой-то сладостный транс, а внизу живота всё томительно ныло.

Даже сейчас от одних только воспоминаний о разговоре на кухне я начинала ёрзать в тёплой воде, всерьёз подумывая избавиться от этого невыносимого напряжения.

Боже, в этом коттедже что-то наверняка распыляют… Какие-то афродизиаки? Я находилась в шаге от того, чтобы поверить и в такое. Слишком уж ярко всё переживалось.

И вот я уже снова чувствовала его дыхание у себя на шее, исходящее от его мощного тела тепло, его руки почти касались меня, его губы…

Я, наконец, перестала сопротивляться, сдалась, и моя рука скользнула вниз, под воду. Только бы хоть на время унять ощущения, которые во мне будил этот человек…

Глава 30

Я очнулась внезапно, как от толчка, и сообразила, что, получив долгожданное освобождение от не дававшего мне покоя напряжения, наконец умудрилась по-настоящему расслабиться и всё-таки задремала в горячей воде. Вдобавок наверняка сказалась бессонная ночь накануне.

Но проснулась я не от того, что ненароком соскользнула под воду и чуть не утонула, хотя как раз этого можно было ожидать. Нет, просто вода основательно остыла и вокруг было совершенно темно, хотя я отчётливо помнила, что задремала при включённом свете.

Загадка объяснялась легко и просто — в коттедже отсутствовало электричество.

Вот это номер…

К тому моменту, как я оделась в чистое и расчесала волосы, не желавшие сохнуть из-за заметно снизившейся в спальне температуры, я уже достаточно пришла в себя, чтобы спуститься вниз. За свою трусость стало даже стыдно. От общения с Волковым не убежишь. Тем более что в сложившихся обстоятельствах оно напрашивалось само собой.

Я проверила телефон — на часах было далеко за полдень. Оставшийся без отопления коттедж стремительно остывал — и это уже ощущалось. Стащив с постели мягкий плед, завернулась в него до самых тапочек и пошлёпала вниз.

Волкова я обнаружила в гостиной — он стоял у панорамного окна и задумчиво рассматривал занесённый снегом мир. Спасибо громадным стёклам — сейчас искусственное освещение в коттедже не требовалось.

Он услышал меня, обернулся. Я старалась на него не смотреть.

— У нас, кажется, свет отключили?

— Авария на электромагистрали. Из-за сложных погодных условий.

— О-о-о… — я старалась к нему не приближаться. Застыла у входа, переминаясь с ноги на ногу. — Кошмар какой… Понятно.

— Мобильный интернет кое-как тянет. Из фирмы уже позвонили. Сказали, делают всё возможное, но неполадка серьёзная. Будут копаться несколько часов, а может, и до утра.

Замечательно…

— А что насчёт маршрута? Есть какие-нибудь подвижки?

— Говорят, на перевале пока всё очень сложно. Но будут держать в курсе.

Видимо, ещё непонятно, стоит ли надеяться на открытие сообщения с большим миром завтра. Одна новость лучше другой.

— То есть пока никаких гарантий…

— Мне жаль вас расстраивать. Я понимаю, как вы спешите домой.

Он произнёс это таким безразличным тоном, что я рискнула поднять на него взгляд. Волков на меня не смотрел, он прислонился плечом к стене у окна, и сейчас я видела только его профиль, чёткий и строгий — будто из камня высеченный.

И я ненавидела себя за то, что это его безразличие — напускное или, может быть, даже искреннее — ледяной иглой прошило мне сердце.

— Я и не расстроилась, — слова сами, безо всякого спроса, сползли с языка. — Просто хотела знать, что они нам обещают.

— Обещают держать в курсе. Это уж наверняка.

— Вы не заснули, пока они зачитывали вам список новых извинений? — пробормотала я, блуждая взглядом по гостиной, только бы на него не смотреть.

Услышала, как он усмехнулся.

— Я внёс конструктивное предложение — оснастить коттеджи альтернативными источниками питания. В конце концов, за ту сумму, которую они берут с гостей, можно было бы что-нибудь придумать. Кстати, советую вам не затягивать с обедом. Не исключено, что вечером содержимое холодильника придётся подвергнуть ревизии.

Я ухватилась за эту возможность сбежать от продолжения нашего нарочито нейтрального разговора. Мы оба делали вид, что утром ничего не произошло. И к своему ужасу, невзирая на всё своё жуткое смущение, я осознала, что меня такой поворот нисколечко не успокаивал. Он как будто делал всё только непонятнее и запутаннее. Я попросту не могла предсказать, как дальше поведёт себя Волков, который снова превратился в ледяную глыбу. Не знала, к чему готовиться.

Впрочем, пожалуй, даже если бы и знала, произошедшее позже всё равно выбило бы у меня почву из-под ног. Не смогла бы я к такому подготовиться.

Вечер мы повели порознь — Волков будто давал понять, что не хочет меня больше тревожить, не хочет мне докучать. Словно чувствовал, что я жду от него как раз этого — что он возьмёт на себя труд держать между нами дистанцию. Отделывался односложными фразами, держался в стороне, словно уже тысячу раз пожалел о произошедшем утром.

А я… а я недоумевала и злилась. Не на него, на себя. Потому что мне без его внимания вдруг стало холодно и одиноко. Будто меня всё это время держали где-то совсем рядышком у живого тёплого солнца, а потом просто отпустили на все четыре стороны.

Но ведь этого же ты и хотела, дурёха! Разве нет?

Мы даже поужинали в полном молчании. Волков вёл себя подчёркнуто вежливо и на прощание перед сном вручил мне пару тёплых одеял из имевшихся в гостиной запасов. К ночи его проинструктировали, как и в каком порядке проверить систему жизнеобеспечения коттеджа, когда подадут электричество. Из всего этого я только поняла, что моя помощь тут не потребуется. Пожелала Волкову спокойной ночи, развернулась и потопала к себе наверх.

А к полуночи я наконец-то в полной мере ощутила, что на дворе таки ударил сильнейший мороз, хотя температура падала ещё с утра.

Сейчас я стучала зубами под двумя одеялами, а свистевший за окнами ветер только дополнял угнетающую картину.

Никогда бы не подумала, что в таком комфортабельном жилище может быть настолько холодно.

Я целый час отчаянно пыталась заснуть, поджимая под себя заледеневшие ноги, и только спустя какое-то время мне это худо-бедно удалось.

Но только лишь потому что в какой-то момент тепло, по которому я уже стала всерьёз тосковать, волшебным образом вернулось. И я, убаюканная дрёмой, потянулась к нему безо всяких сомнений и колебаний — во сне я не стала бы себе ничего запрещать. Во сне никто, кроме меня, об этом никогда не узнает.