Босс на блюдечке

56

Левкой подъезжает уже через двадцать минут. Ждет, пока я сяду в машину, молча протягивает платок, когда из моих глаз начинают течь слезы, и также молча просто едет вперед, позволяя выплакаться. Я не знаю, сколько длится моя истерика: когда поток слез подходит, наконец, к концу, я обнаруживаю, что за окном уже ночь.

— Отвези меня куда-нибудь, где я могу побыть одна, — глухо прошу я друга детства.

Левкой разворачивается, и спустя пару часов машина тормозит в какой-то глуши перед маленьким одноэтажным деревянным домиком, окруженным со всех сторон густой посадкой.

— Что-то вроде дачи, — поясняет Левкой, открывая дверь ключом, — приезжаю сюда, когда хочу отдохнуть от… всего. Здесь тебя никто не потревожит.

Я киваю и, придерживая подол платья — на мне все еще роскошный наряд, присланный Демьяном, — переступаю порог.

Домик оказывается крошечным: маленькая кухонька да зал, совмещенный со спальней. На все про все не больше двадцати пяти квадратов: Левкой не изменил своей экономной натуре и тут.

— Удобства во дворе, — поясняет он тем временем, включая свет и позволяя мне осмотреться, — баня там же. В холодильнике уже есть еда, я бываю здесь периодически, поэтому всегда запасаюсь впрок. Сеть тут не ловит, поэтому ни позвонить кому, ни тем более посидеть в интернете не получится. Если что срочное — в той стороне есть деревенька, в паре километров отсюда, оттуда можно позвонить по домашнему телефону. Я еще заеду завтра, завезу что необходимое, если надумаешь остаться здесь подольше, или заберу тебя, если захочешь вернуться.

Я качаю головой: едва ли я найду в себе силы встретиться с миром уже завтра. Мне понадобится больше времени, чтобы прийти в себя.

— В общем, смотри сама, — подытоживает Левкой, — есть что-нибудь, что бы ты хотела кому-нибудь передать?

Вновь отрицательный ответ: я уверена, Демьян известит Эмилию о произошедшем сам и позаботится о ней должным образом.

— Что ж, ладно, тогда я поехал. Закрой за мной дверь и включи сигнализацию. Если что — достаточно нажать на эту кнопку и среагирует сигнал тревоги. В тот же миг сюда выедет моя служба охраны.

При словах «служба охраны» я издаю невольный истеричный смешок, но тут же беру себя в руки. Левкой уезжает. Я закрываю за ним дверь, и когда за ней исчезают все звуки, сползаю вниз и плачу в голос. Вот теперь я могу погоревать по-настоящему.

Перед глазами встает лицо Демьяна, когда он обнаруживает обо мне всю правду: растерянное, неверящее, потрясенное. Лицо человека, которому вонзили нож в спину. Человек, которому он доверял, человек, которого он защищал, вдруг оказался предателем. Да, я знала, что, возможно, однажды все вскроется: что мое прошлое выйдет наружу, что мои проделки в офисе вдруг окажутся разоблаченными — и я была даже готова к этому. Более того, у меня были наготове подходящие отходы, чтобы выйти из воды максимально сухой — но когда наступил подходящий момент, я просто не сумела их использовать перед человеком, которого люблю.

Да, пора взглянуть правде в лицо: я люблю Демьяна. Влюбилась в него совершенно для себя незаметно, но неотвратимо. Когда это произошло? Когда я впервые его увидела? Когда он на руках унес меня с крыши? Когда одел на меня наушники в самолете или когда, не спрашивая, накинул на мои плечи свой пиджак? Не все ли, впрочем, равно? Факт остается фактом — я испытываю к нему чувства, которые испытывать не должна, и дело даже не в том, что он мой босс, а в том, что он — человек, который будет идеальным вариантом для моей сестры, человек, которому она уже отдала свое сердце, и оттого я чувствую себя предательницей вдвойне.

Я засыпаю в слезах, а когда просыпаюсь, за окном уже брезжит рассвет. Платье смялось окончательно и бесповоротно, и я грустно улыбаюсь: сейчас оно символизирует мою жизнь. Я снимаю его, бережно складываю и убираю в старенький шкаф вместе с драгоценностями. У Левкоя нет сменной женской одежды, поэтому я подбираю его самую маленькую футболку, которая, впрочем, доходит мне почти до колен и выглядит на мне как туника, и после тщетных поисков каких-нибудь брюк остаюсь в одной футболке. Здесь мне некого стесняться. Аппетита нет, но я заставляю себя приготовить гречневую кашу с консервами и впихиваю в себя пару ложек, а потом, чувствуя смертельную усталость и какую-то вялость, ложусь на диван, накрываюсь пледом и закрываю глаза.

Следующие несколько дней я пребываю в какой-то сонной апатии. Один раз заезжает Левкой и привозит продукты. Он окидывает меня внимательным взглядом, качает головой, но ничего не говорит. Я тоже не спешу раскрывать перед ним душу, поэтому он молча выходит из домика и уезжает.

Дни тянутся однообразно: серое утро, унылый завтрак, после я заворачиваюсь в плед и либо ложусь спать, либо устраиваюсь в кресле, глядя на то, как за окном догорает день. Когда тишину неожиданно прорезает рев двигателя, я неохотно отрываюсь от изучения деревьев: Левкой заезжал буквально пару дней назад, и сегодня я его вовсе не ожидала.

Однако неожиданным гостем оказался не Левкой. Когда дверь открывается, и я вяло встаю с кресла, в зал неожиданно заходит… Демьян.

57

Несколько минут я потрясенно на него смотрю, решив, что окончательно сошла с ума. Я даже потираю глаза, но видение никуда не исчезает, и до меня медленно но верно доходит тот факт, что он действительно приехал сюда.

— Привет, — хрипло говорит Демьян, делая шаг вперед.

— Привет, — выдыхаю я в ответ, и затем, сообразив, что на мне все та же футболка, которую я не меняла с самого приезда сюда, я вспыхиваю и моментально оборачиваюсь пледом. В голову тут же лезут воспоминания: пентхаус, неожиданный ночной инцидент с Адамом, и я в футболке и с голыми ногами. — Что ты здесь делаешь?

— Приехал за тобой, — отвечает он.

— В… в каком смысле?

— В прямом. Я приехал тебя забрать, чтобы увезти в фамильный особняк Незваных, и, — он неловко хмыкает, — жить с тобой долго и счастливо. Если ты, конечно, позволишь.

Я чувствую, как у меня начинает кружиться голова.

— Я ничего не понимаю… Разве ты… не зол на меня? За то, что я сделала?

— Откровенно говоря, мне плевать. Я думал, что буду зол: за то, что скрывала свое прошлое, за то, что несмотря на свое обещание играть честно, ты прямо под моим носом плела свои интриги, но… Понял, что я не могу на тебя злиться.

— Почему нет?

— Потому что я тебя люблю.

Мое сердце рвется из груди. Я отшатываюсь и делаю несколько неуверенных шагов назад. Демьян моментально оказывается рядом и помогает мне сесть. Не свожу с него удивленного взгляда.

— Что ты… только что сказал?

— Что люблю тебя, — повторяет он, — что ты засела в моем сердце, что я не могу думать ни о чем ином, кроме как о том, что хочу провести с тобой остаток своей жизни: обнимать тебя, целовать, любоваться рассветами и закатами, заниматься любовью, завести с тобой детей — и если бы ты не сбежала тогда с благотворительного вечера, ты бы узнала об этом гораздо раньше.

Я закрываю лицо руками.

— Нет-нет-нет, это неправильно…

— Я не настаиваю на том, чтобы ты приняла мои чувства прямо сейчас, — мягко говорит Демьян, — я понимаю, что не могу требовать от тебя, чтобы ты полюбила меня по приказу, — как бы мне того ни хотелось, — но мы ведь можем попробовать, верно?

— Но как же Эмилия?

— А что Эмилия? — не понимает Демьян.

Я встаю и отхожу от него на несколько шагов, чтобы держать между нами дистанцию, которая поможет мне сохранить трезвость рассудка и не опьянеть от его слов.