Босс скучает

Я лишь провожаю его удивлённым взглядом, вот уж не ожидала услышать от Островского подобные комментарии.

Мне ничего не остаётся, как заглянуть в ванную, потом стянуть плед с дивана и выйти на просторную террасу. Это просто сказка — терраса выложена резной плиткой, и я могу представить, как тут хорошо летом, когда кроны деревьев в парке шелестят листвой.

Через минут десять или чуть больше ко мне присоединяется Герман.

— Слава Богу, короткий звонок. Завтра с утра пораньше совещание с отделом координации, будем двигать тендер, партнёры решили проводить его закрытым. А это, чтоб его, как кот в мешке!

— Тендер? А по какой фирме?

— По «Масуме».

— Ого, — мне становится смешно, приходится прикусить язык, чтобы унять хихиканье.

Герман вопросительно смотрит на меня, а потом берёт за руку и утягивает на плетёную уличную мебель, чтобы закутать в плед и устроить у себя на коленях.

— С чего вдруг веселье?

— Да Ритка до сих пор с Такаши на связи. Кажется, уже гоняла к нему в Москву и снова собирается на выходных. Допереводилась, шалопайка, — меня потряхивает от смеха, и Герман улыбается в ответ.

То ли ситуация его забавляет, то ли моя реакция.

Но мысли его всё ещё заняты работой. Островский вздыхает и преувеличенно сетует:

— Вот так окучиваешь несколько контрактов, вроде уже и условия понятны, а потом, раз, и ситуация меняется. Теперь мне даже наши шансы не ясны. Самое ужасное, всё надо срочно. Так что придётся встать в районе шести и поработать из дома. Чёрт… закрытый… это, значит, полностью менять все условия на ещё более невыгодные.

— Так всё серьёзно? Я, если честно, далека от отдела продаж.

— Есть свои нюансы, — кривит рот Герман, — ладно, что мы всё о работе? Забудь о ней.

— Ага, забудешь тут.

— До утра?

— До утра, — соглашаюсь и звучно целую Островского в щёку.

Мы ещё какое-то время сидим, обнявшись, потом Герман возвращается в квартиру, чтобы заварить нам чай. Я плетусь следом за ним, подхожу прямо к холодильнику, где на дверце до сих пор висит наше фото.

Беру снимок и разглядываю его, хотя и помню в деталях.

— Специально его тут оставил, признавайся?

Я провожу кончиком пальца по нашим фигурам на фото, думаю, что взглядом, которым Герман смотрел на меня в Рио, он меня одаривает и по сей день.

И по сей день от этого взгляда у меня подгибаются колени.

— Конечно, специально, — он приобнимает меня за талию и ласково целует в шею.

Боже, я плавлюсь. Какой чай? Я как мартовская кошка, готова утянуть его в спальню, позабыв про всё на свете.

Но мы возвращаемся на терассу.

— Не вечер, а мечта, — подмигиваю я, грея руки о чашку. — Ещё и в середине недели.

Мне хочется сказать больше — мечта это засыпать и просыпаться рядом с Германом, и чувствовать, как всё налаживается. До сих пор хочется себя ущипнуть — вдруг очнусь.

Мы так и сидим, обнявшись. Мой взгляд приковывает бледный диск луны на затянутом туманной дымкой небе. Не вечер, а мистика, волшебство.

Ещё больше ощущение усиливается, когда Герман начинает целовать меня за ухом, попутно разматывая плед, и, прижавшись губами, тихо шепчет: — Любимая.

Это в конец меня обезоруживает. Я замираю, и слова застревают в горле.

Скажи. Скажи. Скажи, — стучит в моей голове.

Я так долго ждала, так сильно хотела услышать хоть какое-то производное от слова «любовь», что, даже услышав, думаю, мне показалось.

Эта немота, напавшая на меня, какая-то странная, а ещё нерешительность. Обычно я более импульсивна. Когда Герман уводит меня в спальню, понимаю, что импульсивность никуда не пропала. Она в ласках, в движениях, во взаимных объятьях, но лишь мне одной сложно озвучить чувство, которое так давно живёт в моём сердце.

На грани сна меня снова настигает шёпот Германа.

— Я люблю тебя.

Так просто. И так естественно соскальзывает с его губ.

И я тебя… и я тебя люблю… — думаю я, а потом и говорю с задержкой в несколько минут.

Мне кажется, Герман уже спит, но то, как крепче сжимается кольцо его рук, сообщает мне об обратном.

38

Говорила же — под конец недели я всегда жду какой-нибудь подставы. Вот и на этот раз в офисе затишье. Иду по пустым коридорам, где обычно наблюдается характерная беготня, но коллеги попрятались по своим норкам… прошу прощения, кабинетам. И сидят там, носа не кажут. Заглядываю в отдел сопровождения, но девочки опустили головы к клавиатурам и что-то активно набирают. Ладно, решаю не мешать и зайти позже, потому что их руководителя ещё нет, а её заместитель как-то вяло на меня реагирует.

— Позвоните, — прошу я, — как Ольга Витальевна подойдёт.

Герман с утра уехал на встречу, ещё и Скорую с собой прихватил. Для каких целей тоже непонятно. Как только она узнала, что нас с шефом связывают более чем деловые отношения, стала ещё более подчёркнуто-вежливой. Только отчего-то в её ровном тоне мне слышалась издёвка.

Утром у меня короткая видео-конференция с Алёной, та тоже смотрит на меня, будто узнала секрет на миллион.

— Так понимаю, сплетни у нас распространяются со скоростью лесного пожара? — уточняю, приподнимая вопросительно бровь.

— Ну, я не хотела слушать, если честно…

— Серьёзно? — теперь в моём голосе глубокий скепсис.

— Но Леруня из бухгалтерии… ты же сама её знаешь. Пока все не расскажет, её не заткнешь, — вздыхает моя помощница, хотя глаза её смеются. — Она ведь хорошо общается с Павлом Петровичем вашем, по АХО который. Ну, вот он ей первый и… донёс.

— Чёрт, — покусываю губы от досады, — всегда знала, что мужики те ещё сплетники.

— Да ладно… наслаждайся, — подмигивает Алёнка, и мы, наконец, переходим к делам.

Перед обедом звоню Герману, но телефон его выключен. Он не звонил и не писал с самого утра. Да нет, даже со вчерашнего вечера. С того момента, как мы расстались. Отвёз меня домой на Шпалерную и умотал куда-то, досадуя, что это очень важно. И с тех пор не выходил на связь. Я старалась не нервничать и сейчас тоже стараюсь. Знаю, что мы, женщины, умело себя накручиваем, даже если основания нет. Поэтому приказываю себе дышать ровнее и не сочинять небылиц.

Если помнишь, он признался тебе в любви, — подключается мой внутренний голос.