Боулинг-79
Шрифт:
При входе в кабачок висела грифельная доска. Она была разделена на две половины. Первая – помечена женским символом, зеркалом Венеры. Вторая – щитом Марса. Под каждым знаком юный швейцар рисовал мелом черточки. Когда девушки входили, он распахнул перед ними дверь и поставил две палочки под зеркалом Венеры. Пометок под щитом Марса, что приятно, было гораздо больше. А еще приятней было, что немецкий парнишка, проигнорировав Лену, проводил Лилю жгучим взглядом.
В кабачке, несмотря на то, что его заполонили студенты, было очень культурно – не то, что в советских пивбарах. Девушки отыскали свободный столик. Иностранные юноши, бесспорно, заметили Лилино появление.
Осознавая свою красоту, Лиля взяла у барной стойки два
«Вот тебе!» – подумала она, имея в виду дурака Володьку.
И очень скоро к ним за столик подсели двое. Оба оказались, с ума сойти, французами. Один – так себе, маленький и уже лысоватый, другой – красавец. Настоящий д'Артаньян: загорелый, медальный профиль, усики и тонкие пальцы. И еще он сносно говорил по-английски, и они с Лилей быстро нашли общий язык. Второй, маленький уродец, не рубил ни по-какому, кроме своего франсэ, однако им с Леной прекрасно удавалось понимать друг друга.
Парни угостили русских девушек пивом. Потом на столе появилась бутылка шнапса. В бар заходили советские студенты. Бросали взгляды на их столик, и лица у них закаменевали. Лиля не придавала этому значения. Пила она мало. Хватит с нее позавчерашнего опыта.
Однако когда д'Артаньян (его звали, с ума сойти, Жан-Жак) предложил прогуляться, Лиля согласилась. Уходить решили на всякий случай по очереди.
Пока ребята сидели в подвале без окон, почти стемнело.
Лиля вместе с Жан-Жаком побрели в сторону центра. Юноша взял ее за руку. Так как в голове после уроков английского засели в основном стандартные фразы («Where are you from?»; «What are you working for? 9 »), довольно скоро они знали друг о друге многое.
9
«Откуда ты?»; «Где ты работаешь?»
Жан-Жак учился в Тулузе на инженера, годков ему было двадцать один, девушки у него на родине в настоящий момент не имелось. В Дрездене его делегации оставалось пробыть всего одну неделю.
Куда-то незаметно отвалилась Лена вместе со своим ухажером.
Потом Жан-Жак спросил Лилю, в лоб, недвусмысленно:
– Я хочу спать с тобой.
(Он так и сказал: I'd like fuck you. И опять, как и в случае с Володькой, ни единого словечка о любви. То ли дело Валерка, который засыпал ее ворохом комплиментов и признаний.)
Л идя решительно помотала головой. Ответила на своем примитивном английском:
– I don't want 10 .
Заметила, как огорченно вытянулось лицо Жан-Жака, и смягчила отказ:
Not now 11 .
– Ok, – пожал плечами юноша из Тулузы. – Letos walking together. All night.
Part of the night 12 , – поправила его Лиля.
К чести француза, он вел себя как настоящий рыцарь. О том, что хочет Лилю, больше не заикался. И они просто гуляли по абсолютно темному (если не считать нескольких неоновых реклам) и пустому городу – немцы рано ложились спать. Забрели во внутренний двор Цвингера. Поднялись на мост через Эльбу.
10
Я не хочу.
11
Не сейчас.
12
– Хорошо. Давай гулять вместе. Всю ночь.
– Кусочек ночи.
Словарного запаса не хватало.
Но, с другой стороны, оба прекрасно понимали друг друга. Ох, а как от француза пахло – чем-то одновременно сладким и горьким, ужасно притягательным. Сколь нежны были его пальцы, касающиеся Лилиной ладони…Часы, как пишут в романах, пролетели незаметно. Вдруг Лиля спохватилась – как раз на мосту через Эльбу.
– Батюшки! Уже полтретьего! Мне надо в общагу!
– Зачем?
– Как ты не понимаешь! В четыре у нас подъем! Завтрак, линейка!
– А ты не можешь заболеть? Ведь ты же сама врач!
– Увы, Жан-Жак, теперь уже не могу.
– Почему?
– Долго объяснять.
Они рысцой, где лидировала Лиля, бросились в общагу.
На прощание, перед тем как разойтись по комнатам, Лиля подарила французскому юноше поцелуй. Всего один, почти платонический. Знать бы, что он окажется первым и последним…
Ей пришлось стучаться в свою комнату. Девчонки, заразы, закрылись на замок. Лиля пробормотала «спасибо» той, что ей отперла. А перед тем как скользнуть в свою постель и задернуть шторки, Лиля успела заметить, что постель Ленки пуста. Дай бог, чтобы несчастной дурнушке повезло со своим французиком… Лиля смежила веки и мгновенно уснула. Ей оставалось спать меньше часа.
Дежурные начинали стучать в двери в четыре.
В половине пятого был завтрак у первой бригады; без четверти пять – у второй.
Завтракали в комнате, где проживали две девчонки-поварихи. Их взяли в отряд за кулинарные таланты.
Всем двадцати четырем бойцам отряда поместиться в одной комнате, рассчитанной на четверых, было проблематично – во всяком случае, для принятия пищи. Но после завтрака происходило нечто вроде собрания, и тогда уж, хочешь не хочешь, в комнату набивались все. В ходе линеек командир и комиссар обычно давали развод на работу, сообщали о планах и новостях.
По утрам бойцы отряда обычно были хмуры. Шутка ли, просыпаться в четыре, да после развеселого вечерка в «Келлере» идти на работу, согласно немецкому ордунгу, к шести.
А в то утро командир вообще сидел как туча. В сторону Лили за весь завтрак ни разу не глянул.
И лишь один человек из числа советских студентов, несмотря на видимый недосып, аж светился изнутри: то была некрасавица Лена. Хоть Лиля и не успела ни о чем спросить свою временную подружку, по ее сияющему лицу очевидно было: с французиком у нее все склеилось, и расстарался задохлик вовсю. Слава богу, подумала Лиля, хоть кому-то здесь выпадают счастливые ночки. Хотя и к абсолютным несчастливицам она, после ночной платонической прогулки с Жан-Жаком, отнести себя никак не могла.
Поела вторая бригада. Вернулась покурившая первая. Весь отряд набился в комнату. Заняли все четыре кровати, даже верхний ярус, прислонились к стенам и подоконникам. И тут командир начал свою речь.
– В нашем отряде произошло ЧП, – с места в карьер бухнул Володя. Обвел собравшихся тяжелым взглядом. В комнате установилась гробовая тишина.
Командир продолжал:
– Двое бойцов нашего отряда сегодня всю ночь отсутствовали в расположении лагеря. Это является тягчайшим нарушением дисциплины. Вас всех в Москве предупреждали. Но кое-кому эти предупреждения пошли не впрок. Что ж! Эти двое будут немедленно отчислены из отряда и в двадцать четыре часа высланы на родину, со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Лиля почувствовала, что у нее похолодело внизу живота. Ее словно парализовало. «Но, может быть, это не о нас?! – пронеслась паническая мысль. – Не обо мне?!»
Она видела, как несчастная толстуха Лена вся заливается краской. Начиная от шеи, и выше, выше, от щек ко лбу, разливаются алые пятна.
– А кто эти двое? – удивленно спросил переводчик Саша Штайн.
– Да, действительно, кто? – спросила противным писклявым голосом девчонка, открывавшая ночью дверь Лил е.
«Вот она, главная стукачка», – догадалась та.