Боулинг-79

Эх, знать бы, что Владимира Семеныча через год не станет – уж не пожалел бы Валерка даже и четвертного (из найденного кошелька), чтобы увидеть его в «Гамлете»!..

Но кто знал, что карьера самого известного актера современности на всех парах мчится к трагическому закату?!.

А Валеркина деятельность в качестве самодеятельного артиста между тем продолжалась. Хоть после провала «Бани» он и всерьез говорил всем, что уходит навсегда со сцены. Однако куда денешься от комсомольских вождей факультетского масштаба, которым постоянно нужна развлекуха для вверенного им пипла. А кто может обеспечить лучшее времяпрепровождение, чем Валерка и его агитбригада!..

Вот и приходилось тянуть лямку: исполнять старые скетчи и придумывать новые, на злобу дня, по поводу событий и людей данного, отдельно взятого стройотряда…

Пародировали, к примеру, «Кабачок «13 стульев» – суперпопулярнейшую телепрограмму советских времен – кто знал тогда, что всего через год ее, в связи с событиями в Польше, прикроют… А пока Валерка со товарищи отвязывался вовсю. Анекдоты из «Кабачка» в его скетчах были остроумно переплетены с реалиями из стройотрядного быта.

– Пан Поэт, вы слышали, что ваш друг, прозаик пан Цыпа, сломал левую ногу?

– Бедняга, чем же он будет писать!.. Ноя-то, пан Директор, работаю и правой, и левой. Рукой. Вы знаете, пан Директор, я сочинил новую поэму о стройотряде, о зайцах-копайцах. Хотите, прочту?..

Весь увяз, до самых яиц,мой в канаве бедный заиц!..

– Что вы такое несете, пан Поэт!.. Каких таких «яиц» ?! Это Dice никогда не пропустит цензура!..

Слушая эту белиберду, стройотрядовцы, собравшиеся в актовом зале школы перед танцами, умирали со смеху…

…Все меньше в России людей, кто помнит о стройотрядах. Движение ССО казалось едва ли не самой полезной организацией из тех, что придумали партия и комсомол – а вот поди ж ты!.. И она рухнула в две секунды вместе с прочими социалистическими установлениями – хорошими и плохими, нужными и ненужными.

Прошло лет пятнадцать, и когда Валерка прочел «Скотный двор», он вспомнил свои стройотряды. И понял, что и в них, среди кажущегося всеобщего равенства, имелись те, кто был равнее. Члены штаба обычно спали до полудня, потом ездили по объектам, накачивая простых бойцов на ударный труд, а вечерами за широко накрытыми столами закрывали наряды вместе с заказчиками… А то и просто пьянствовали – притом что для простых студентов в ССО царил строгий сухой закон. Привилегированные условия создавались и тем, кто служил увеселению студенческих масс. Артисты и музыканты, Валерка в их числе, имели щадящий режим работы. В рабочее время они то починяли аппаратуру, то репетировали, то работали над репертуаром – и это было, естественно, проще, чем управляться с лопатами или отбойными молотками. Вдобавок после ночных репетиций или работы над сценарием Валерке дозволялось поспать до обеда.

Вот и в тот день он проснулся в блаженной тишине, когда его рядовые соседи по комнате уже давным-давно трудились на объектах. Ему опять приснились Лиля с Володькой – и так реалистично!.. Словно они идут по улице старого немецкого города, и друг зачем-то срывает лист с растущего на площади диковинного дерева и дарит его девушке…

От такого сна Валерка подскочил с колотящимся сердцем.

Уже одиннадцать, однако. Все на работе. Начал умываться в рукомойнике у доски. Вода холодная, черт! Впрочем, в жару, установившуюся в Москве, утреннее омовение было даже приятным…

Закончив утренний туалет, взял тряпку, стал подтирать за собой воду, надрызганную на пол.

И в этот момент дверь класса отворилась – и Валерке захотелось чуть ли не вытянуться по стойке «смирно» от запестревших в дверях строиотрядных нашивок и значков.

Двоих вошедших он знал. Первый был комиссаром отряда, Витей Седовичем, второй – директором институтского Дома культуры Олъгердом Олъгердовичем. Третий и четвертый были ему не знакомы – однако по обилию значков на их куртках, а также по болтающимся на выях галстукам, можно было заключить, что они чинов достигли известных.

– Вот, познакомьтесь, – воскликнул вечно бодрый Седович, обращаясь к парням, явившимся вместе с ним. – Руководитель нашей факультетской и отрядной агитбригады, гениальный артист, сценарист и режиссер Валерий Беклемишев.

– Извините, что я не в смокинге, – пробормотал Валера, в одних трусах и с половой тряпкой в руке.

Нашивки и значки вежливо посмеялись. Смотрели они на Валеру с почтением, из чего тот сделал вывод, что высокая комиссия пришла по его душу совсем не по поводу пьянки, которую он третьего дня затеял прямо на рабочем месте.

Седович представил вторую сторону:

– Иван Коноваленко, комиссар московского городского отряда; Борис Барсинский, комиссар отрядов нашего института; Олъгерд Олъгердович Бурякин, директор Дворца культуры.

– Если вы подождете, пока я помою правую руку, мы обменяемся рукопожатиями, – осмелев, брякнул Валерка.

В ответ послышался вежливый смех, а Седович оглянулся на своих спутников с выражением – знай, мол, наших. Затем он молвил, обращаясь к Валерке, и по елею в его голосе тот понял, что комиссар в нем вельми заинтересован:

– Не будем тебе мешать, Валерочка. А минут через десять-пятнадцать ждем тебя в столовой. Ты ведь придешь завтракать?

– Куда ж я денусь.

Даже эту скромную Валеркину реплику высокие гости встретили вежливым смехом.

Затем комсомольские вожаки выкатились колбаской из второго класса «А», а молодой артист продолжал размазывать лужи по линолеуму.

Через четверть часа он явился в пустую школьную-стройотрядную столовую. Девушки-поварихи как всегда от души наложили ему каши; завтрак венчали два вареных яйца, добрый кус масла и стакан кофе с молоком. Валерка со своим подносом уселся туда, где его уже ждали.

Правда, ряды комсомольских боссов слегка поредели. Бесследно исчез московский комиссар; за столом остались Седович, Барсинский и Олъгерд Олъгердович. Когда молодой артист подсел к ним, скромно пожелав приятного аппетита, Олъгерд Олъгердович взял слово.

Речь его оказалась безупречна по части лексики и логической стройности. Вот что он поведал Валерке.

Приближается 35-летие Победы. Сей праздник будет торжественно отмечать вся страна. Общественность МЭТИ, со своей стороны, также хотела бы встретить его достойно. В связи с чем зародилась идея: поставить в институтском ДК спектакль – литературно-музыкальную композицию на тему войны.

Олъгердыч хлебнул кофе с молоком из стакана и с воодушевлением сказал:

– Мы поняли: никто в нашем институте не сделает этот спектакль лучше, чем вы, Валерий. Вы – очень талантливый человек. И режиссер, и артист. Только вы во всем вузе способны поднять эту тему. Вам будет предоставлен полный карт-бланш: любые декорации, музыка, люди, свет… Нам ни в коей мере не хотелось бы давать вам никаких советов – как ставить и играть, это ваше творческое дело. Однако образцом – не для подражания, но для творческого переосмысления – может послужить спектакль Театра на Таганке «Павшие и живые»… Вы можете использовать любые опубликованные тексты и музыку: и Окуджаву, и поэтов-фронтовиков, и Вознесенского с Евтушенко… Впрочем, повторюсь, мы ни в коей мере не собираемся влезать в вашу творческую кухню. Это только ваша, Валерий, прерогатива…