Бой с тенью

— Сдаюсь…

— Верю, — хохотнул автоматчик. — Вставай, только медленно.

— А быстро не получится, ногу подвернул.

— Тогда тебе к доктору надо, — снова рассмеялся человек за спиной.

— А я и есть доктор…

— О, это кстати! Вот только разберемся, что ты за доктор…

— Я здесь случайно… — Пашков обернулся и встретился взглядом с ухмыляющимся сержантом.

— Иди…

— Палку можно?

— Палку нельзя. Ковров, помоги…

Доктор оперся на плечо солдата и захромал к выходу. Уже у дверей он опомнился и завертел головой, разыскивая взглядом Веру.

— Что-то потерял? — поинтересовался сержант. — Или кого-то?

— Да… не то чтобы…

— Один там, в соседней комнате, лежит, как паинька, не ты его убаюкал?

— Нет, это вон тот, «турист».

— Какой турист? А, этот урка, что ли? Ха, «турист»! Товарищ майор, вот тут еще и доктор нашелся. Только подпорченный слегка.

— Майор Ким, — представился командир.

— Доктор Пашков, — он покопался в кармане и протянул майору паспорт.

— Вы местный? — Ким мельком взглянул на первую страницу документа и вернул его врачу.

— Нет, я шел…

— С ребятами? — Ким кисло скривился.

— С… беженцами… Из Петровского…

— Ого! Далековато. А где остальные «беженцы»?

— Я отстал, видите, нога… — доктор указал на лодыжку, которая стала окончательно похожей на барабан.

— А, понятно, — майор покосился на прикованного к борту машины Лома. — Не с этими, значит, бежали?

— Эти… — доктора передернуло. — Извините… Эти отморозки…

— Ясно, — Ким нахмурился. — Как?

— Прямо ногами и прикладами… их человек тридцать было… Кстати, он первый ударил, старшину, а потом капитана.

— Там теперь не разберешься, кто из них был старшина, а кто капитан, — майор зло сплюнул. — Ладно… сначала пленные.

— Они снова сдались? — заинтересовался Пашков.

— Что значит снова? — Ким насторожился. — Были еще случаи? Вы что-то знаете?

— Ну… — доктор махнул рукой на юго-восток. — В Петровском тоже шли бои. Там спецназ ГРУ работал. Тяжелая ситуация была, но потом вдруг сама по себе рассосалась. Сначала тоже какие-то непонятные атмосферные явления начались, вроде зимней грозы и радуги, а потом часть келлов просто сдалась, а часть куда-то ушла…

— Келлов? — ухватился майор.

— Да, — отступать Пашкову было некуда. С офицером только начало налаживаться взаимное доверие. — На самом деле все террористы принадлежат этой… секте.

— Вроде ваххабитов, — перевел Ким на более понятный язык.

— Да, только они не мусульмане и не христиане, у них своя, особая религия…

На улице показалась колонна обезоруженных келлов.

— Тем хуже для них, — произнес майор, сурово глядя на пленных. — Лукин!

— Я!

— Сегодня твой взвод вокруг лафетов ходит. Выведешь пленных к временному штабу и пулей назад.

— Есть! А этого туриста с понятиями?

— А он не военнопленный, — майор недобро ухмыльнулся, — он бандит… Вон, товарищ из прокуратуры зря, что ли, с нами катается? — он кивнул в сторону одного из людей в штатском. — Кто у нас третьим будет? Доктор, вы не откажетесь?

— Я? В смысле? Для чего третьим?

— Для тройки военно-полевого суда, — Ким взглянул на врача испытующе. — Чтобы потом никто не вякнул, что во время боевых действий военные своевольничали.

— Вообще-то я указа о военном положении не слышал… Да и всегда был против казней…

— Но сейчас почему-то мгновенно сообразили, на что я намекаю. Значит, единогласно… Сержант, построй свое отделение. Только без эмоций…

— Никаких эмоций, — сержант равнодушно взглянул на подвывающего от отчаяния Лома.

— По обвинению в особо циничном убийстве представителей власти, совершенном в группе, на территории проведения военных действий, то есть по законам военного времени… Достаточно для «вышки»? — Ким взглянул на Пашкова.

Тот кивнул и спрятал глаза…

* * *

Вера шла наугад. Просто переставляла ноги и удерживала равновесие, не задумываясь ни над направлением, ни над тем, что творится вокруг. Перед ее глазами мелькали какие-то картины, ее обдавало жаром, осыпало пылью и комочками земли, бросало на снег, снова поднимало, подталкивало в спину и било колючим ветром в лицо. Она уже почти ни на что не реагировала.

Буквально в двадцати метрах от Веры началась новая перестрелка, заметались люди. Девушка, не задумываясь, свернула в сторону, прямо сквозь обледеневший кустарник. Белесые промерзшие ветви больно хлестнули по лицу, обожгли кожу, но осыпавшийся с ветвей снег тут же остудил пылающие на щеках отметины.

Еще сотня метров, и снова стрельба, мечущиеся тени, белые березовые стволы и снег в красную крапинку. Вера машинально взяла левее. Запнувшись о корявый сук, она упала, с трудом поднялась, вытерла испачканные в саже и крови руки о штаны и продолжила свой путь на негнущихся от усталости ногах.

Поляна, даже не поляна, а так, проплешина, возникла словно ниоткуда. На ней два десятка полураздетых людей рыли большую яму, по краям которой стояли люди, в отличие от первых одетые и вооруженные. Комья еще не промерзшей влажной земли летели далеко, пачкая белоснежные березы и окропляя снег черно-коричневым.

Вера миновала неглубокий овраг, взобралась на истоптанный следами пригорок, свернула куда-то в ельник, немного поплутала между пахучих, разлапистых деревьев, опять вышла в смешанный лес, пробилась через голые кусты, еще один овражек, снова углубилась в лес, но там ее снова встретили крики, дым и выстрелы. Она сделала еще полукруг в пару сотен метров и вышла на опушку…

Впереди раскинулось широкое, местами еще черное поле. Идти через него было опасно, но девушка смело шагнула на неровную твердую землю. Она брела, глядя строго перед собой, и не видела ни десятки раздетых до нитки тел, ни обирающих мертвецов мародеров. Семь или восемь грязных типов, потерявших человеческий облик задолго до начала кровавых беспорядков, бродили по полю, собирая одежду и вещи убитых в картофельные мешки. Наполненную несметными богатствами ношу они стаскивали в одну кучу, где ее деловито завязывала и маркировала мелом оборванная седая старуха с крючковатым носом и беззубым ртом. От одного из страшно занятых работой мародеров Вера прошла буквально в метре. Он снял с тела немолодой женщины уже абсолютно все и теперь просто сидел, гладя трясущейся рукой ее серую, окоченевшую грудь, живот и бедра. Гноящиеся глаза бродяги светились безумием, а из уголка рта капала слюна. Заметив Веру, он воровато отдернул руку и, схватив мешок с вещами в охапку, попятился. Вера прошла мимо, даже не взглянув в его сторону, и мародер успокоился. Он взвалил мешок на спину и поковылял сдавать его на хранение беззубой старухе…

Поле сбежало под горку, затем снова пошло вверх, выровнялось и прервалось очередным лесным массивом.

Вера почти вошла в лес, когда далеко позади нее послышался гул моторов. К растерявшимся бродягам-мародерам подкатили два сине-серых «уазика» и один грузовик с зарешеченными окошечками в серой будке. Из машин выпрыгнули вооруженные автоматами бойцы, один милицейский офицер и один штатский в хорошей кожаной куртке. Бойцы сначала согнали перепуганных мародеров в кучу, а затем выстроили их в шеренгу. Человек в штатском, размашисто жестикулируя, прочел пойманным с поличным бродягам какую-то речь и неторопливо вернулся в машину.