Боярышня Евдокия 4
Шрифт:
— Не всё так просто, — ответил Еремей. — Я слышал, что к нему привозили новгородского кота, так кошка не приняла его и гоняла по всему двору. Князь осерчал на всех.
— А если ей наш жених понравится? — запальчиво воскликнула Дуня и протянула руки к коту. Тот спрыгнул на пол, словно почувствовал, что решается его судьба и подбежал к боярышне.
— Ах ты подлиза, — беря его на руки и показывая всем упитанного хулигана. — Мордулечка твоя разбойная, — заворковала Дуня. —Добудем мы тебе невесту, не волнуйся и осерчавшего князя даже спрашивать не будем!
— А пусть-ка съездит в Дмитров с Пушком, — неожиданно для всех поддержал её дед и на недоуменные взгляды сына
— При чём тут наша Дунька? — не понял Вячеслав.
— А при том, — усмехнулся Еремей, с превосходством знающего человека поглядывая на сына, — когда я передал князю об этом негоцианте, то он сказал, что это дело боярыни Кошкиной и нашей Дуньки. Но Евпраксия Елизаровна на днях выехала с посольским поездом к Людовику, а Дунька — вот она, — боярин наставил на неё перст. — Пущай едет, встречает негоцианта.
Глава 9.
Дуня присела на скамейку во дворе мастерских Кошкина-Ноги и пыталась понять,новгородский ли португалец едет сейчас в Дмитров или какой-то другой. Помнится ей, что в Новгороде шла речь о встрече в новгородской земле, а о Дмитрове не было разговора.
— А я тебе говорю, — услышала Дуня возмущенный голос Петра Яковлевича, — нет у меня мастеров, чтобы этой ерундой заниматься! Нету!
Он говорил на латыни, поскольку его собеседником был сеньор Фьораванти.
— Но боярышня Евдокия уверила меня, что резервы этих мастерских безграничны.
— Дунька, ты чего молчишь? — рявкнул молодой Кошкин-Нога.
— Моя твоя не понимай, — с каменным лицом ответила она.
— Чё? — опешил Петр Яковлевич, забавно открыв рот.
— Я говорю, что тебе делают роскошное предложение, а ты кочевряжишься.
— Ты!..— вспыхнул Кошкин-Нога.
Дуня благонравно посмотрела на облака и громко попросила у небес прощения Петру Яковлевичу, поскольку годы никого не щадят и все когда-нибудь ослабеют разумом. Хозяин мастерских и один из важнейших людей княжества не сразу поверил, что зловредная мерзавка о нём молится, а когда сообразил, то рассвирепел и ринулся к ней, но наткнулся на выставленный палец и вопрос:
— Ты горшки мне из чугуна делал?
Кошкин-Нога сжал виски, чувствуя, как кровь застит глаза.
— Чё? — прохрипел он, не замечая, как фрязин схватился за оружие и готов его оттолкнуть от юной боярышни. Его останавливало только то, что дева спокойно продолжала сидеть, и в её глазах плясали дерзкие смешинки.
— Большие такие тяжёлые горшки я у тебя заказывала.
Кошкин-Нога с шумным выдохом буквально упал на скамью рядом с Евдокией, вытянув искусственную ногу, и принялся кулаком растирать лоб, пытаясь вспомнить,про какой-такой чугун идёт речь.
— А, — осенило его, — из того никудышного железа?
— Во-о-от, — похвалила она его и махнула ладошкой в сторону итальянца. — Уважаемый фрязин просит тебя сделать трубы из «никудышного железа».
Петр Яковлевич перевёл взгляд на гостя, пришедшего с Дунькой, и оценив его напряжение, подмигнул ему, изрядно удивив иноземца перепадами своего настроения. Боярышня плавно повела рукой в сторону скамьи, предлагая жестом присесть Фьораванти, а сама продолжила разъяснять суть
дела, которое её привело сюда :— Сеньор Аристотель уполномочен мною оплатить все работы, связанные с подготовкой отливки труб и сопутствующие этому эксперименты, — важно произнесла Евдокия, не обращая внимания на хмыканье Петра Яковлевича. — Если его удовлетворит качество чугуна и сделанный из него образцовый кусок водопровода, который должен перезимовать, то тебя ждёт большой… огромный заказ. А это…
— Свобода, — выдохнул Петр Яковлевич, которому в последнее время стало не хватать денег на многочисленные эксперименты. К удивлению боярина, получалось так, что чем больше он узнавал нового — тем больше появлялось вопросов и, соответственно, новых задач.
— Дунь, — обратился он к ней, игнорируя фрязина, — у тебя правда хватит серебра, чтобы всё оплатить?
— Хватит, — успокоила она его. — Соглашайся. Если у тебя получится сделать подходящие для водопровода трубы и всякие финтифлюшки для него, то, считай, ты нащупал ещё одну золотоносную жилу.
— Что значит «ещё одну»?
— Первая твоя неиссякаемая жила — варка стекла.
Кошкин-Нога согласно кивнул : хоть князь и взял это дело под свой контроль, но пока стекло варится в печах Петра, князь даёт отщипнуть ему свой процент. А как будет дальше — неизвестно. Но потребность в стекле настолько велика, что можно будет привести в пример Ивану Васильевичу к чему привела монополия монастырей на плинфу. Так что Кошкин-Нога надеялся, что князь оставит ему возможность зарабатывать на стекле.
— Э-э-э, а про какие «финтифлюшки»ты упомянула? — встрепенулся он.
— Сеньор Фьораванти тебе скажет. Ты пообщайся с ним, он умный и знающий человек, — последние слова Евдокия выделила интонацией и многозначительно посмотрела на него.
Петр Яковлевич уставился на фрязина и после небольшой паузы пригласил его пройтись в сторону кузниц. Дуня облегчённо выдохнула и, довольная успешным делегированием своей работы, отправилась домой.
— Дочка, ты была у Маши? — спросила её с порога мама.
— Ага, — скидывая опашень и наливая себе морса, промычала она, стараясь побыстрее утолить жажду.
— Сказала, что ты забираешь её кота?
— Угу, — допивая напиток.
— Да оторвись ты от кружки! — прикрикнула на неё мать.
— Ой, знала бы ты, как я много сегодня говорила, то поняла бы, как мне теперь хочется пить.
— Да наслышана уже, — улыбнулась Милослава. — Всю Москву оповестила, что едешь к Юрию Васильевичу сватать его кошечку за нашего Пушка-Говоруна.
Дуня согласно кивнула. Она по секрету рассказала о своей миссии нескольким знакомым боярышням, а они уже разнесли весть дальше. Так что князю дмитровскому теперь некуда деваться. Коли начнет чинить препятствия всеобщему любимчику в обретении подруги жизни — не сможет появиться в Москве. Всякий ему припомнит жлобство и страдания кота – правдолюба.
— Переоденься, да приходи смотреть,какие я подарки приготовила князю.
— А без подарков нельзя? — ворчливо спросила она, прекрасно зная ответ, что нельзя.
— Евдокия! — укорила её мама.
Но боярышня подхватила опашень, приподняла длинный подол сарафана и через ступеньку побежала наверх.
— Вот ведь, — всплеснула руками Милослава и пожаловалась ключнице: — Уже ведь большая, а бегает, как маленькая. Учу её, учу…
— Не кручинься, боярыня-матушка, — взялась успокаивать её Василиса, — на людях Евдокия Вячеславна блюдет себя строго, а дома… так на то отчий дом и нужен, чтобы в любом возрасте почувствовать себя маленькой.