Боярышня Евдокия 4

— Ишь, распотешились, — задорно произнёс он. — Это что же вы тут печете, что мои гости в предвкушении причмокивают, да платочками бороды вытирают?

Жёнки засмеялись, смущённо переглядываясь. Не бывало на их памяти, чтобы их князюшко сюда заглядывал. Начали толкать друг друга в бока, да поглядывать на юную боярышню.

Мала ещё девица-красавица, но не зазорно было поучиться у неё по хозяйству, спросить совета по жизни, да и люди говорили, что под её рукой покойно и надёжно.

— А это не мы, — неожиданно тонким голосом пискнула дородная помощница Евдокии — и женщины со смехом расступились, оставляя на виду ладную боярышню с её девкой Даринкой.

— Угостишь, хозяюшка? — прикладываю руку к груди, попросил Юрий Васильевич.

Евдокия смутилась, вспомнив, при каких обстоятельствах князь в последний раз спрашивал про угощение. Столько всего произошло с того момента, но они вновь стоят друг против друга и говорят про сладкое …

— На доброе здоровье тебе к обеду моё угощение поставят, — с поклоном ответила она.

— А я сейчас хочу, — закапризничал князь, и одна из жёнок подхватила большой поднос и бросилась собирать булочки. Получилось у нее ловко, и Евдокия не успела опомниться, как ей в руки дали гружёный поднос. Она растерянно посмотрела на наблюдающего за поднявшейся суетой князя, он усмехнулся и приподнял бровь, предлагая ей действовать как вздумается.

Евдокия вопросительно посмотрела на Даринку, молча спрашивая её о чистоте продуктов и готовки. Она ранее уже обсуждала с ней тему контроля за едой для князя. Та показала, что всё чисто и можно не опасаться отравы. Встретившись взглядом с князем, заметившим ее немой разговор с Даринкой, Дуня тихо пояснила, что глаз не спускала с продуктов. Он кивнул.

А дальше… кажется, оба не знали, что делать. Идти в княжескую трапезную было бы слишком демонстративно – официально, в малую домашнюю тоже нельзя … Лицо князя омрачилось, и он протянул руки, чтобы взять у Евдокии поднос и уйти, но она уверенно повела его в одну из ближайших горниц, в которой селили почетных гостей.

Женки последовали за ней, и как только она повела подбородком в сторону этой горницы, они бросились наводить там порядок и накрывать на стол. Никто не говорил, что так не принято или нехорошо. Все посчитали, что боярышне лучше знать, как нужно, тем более хозяин смотрит на всё одобрительно.

Юрий Васильевич встал рядом с Евдокией и незаметно протянул свою руку под тяжёлый поднос, чтобы облегчить вес. Ждать им пришлось недолго.

— Вот теперь ладно, — отступая, довольно произнесла одна из жёнок. Евдокия осмотрелась, кивнула и поставила поднос по центру стола.

Женки застелили скамьи накидками и накидали подушки. На стол постелили три слоя скатертей, расставили посуду, кувшины с напитками, зажгли столько свечей, что стало светло.

— Что же ты не садишься? — с улыбкой спросила Евдокия, когда их оставили одних. Дверь была открыта и в отдалении слышались голоса, но всё же можно было считать, что князь с боярышней наедине.

— Неловко мне одному угощаться, — но повинуясь жесту Евдокии, всё же сел.

— Я тебе подам, а сама в уголочке посижу, — хлопоча, обозначила, что не претендует ни на что.

— Евдокия, я прочёл твое послание, — он вытащил из рукава её свиток и передал ей.

Она вспыхнула от радости. Все же успела накрутить себя, что Юрий Васильевич забыл или не счёл важным её поручение. А с другой стороны получалось, что князь напросился на угощение, чтобы поскорее самолично передать свиток.

На всякий случай Евдокия выглянула в коридор, проверить не подслушивает ли их кто, но там кроме Тишки никого не было.

— Тебе необходимо ехать в Москву, — произнёс князь, — и как можно скорее передать написанное брату.

Дуня кивнула и склонила голову, благодаря Юрия Васильевича за одобрение ее соображений.

— Я об одном только жалею, — вздохнул он, — что не смогу поехать вместе с тобой и сразу присягнуть Ивану, как царю.

— Из-за следствия? — уточнила, хотя и так все было понятно.

— Да, боярин Репешок сказал, что много вреда на Москве от этого старика случилось.

Евдокия приготовилась слушать очень внимательно, надеясь и одновременно опасаясь услышать подтверждение своим догадкам.

— Он заимел множество слуг посулами, угрозами и обманом. Владыку Филиппа отравил через служку, тако же приблизился к бывшему Владыке Феодосию, но тот оказался хитрее и давно окружил себя верными людьми, которые со стороны приглядывали за допущенными близ него служками.

Дуня вспомнила нагловатого посланца от старца Феодосия, который не раз звал её на беседу к нему, и мысленно хмыкнула. Недооценил служка бывшего Владыко, а может, небольшого ума был. Она его приметила ещё до поездки в Новгород: вёл себя нескромно, вот и привлёк внимание.

А старец Феодосий не только умнейший человек княжества, но ещё и битый такими же умниками, так что неудивительно, что читает людей на раз. А вот Филиппа жалко. То веригами себя изводил, то фанатичной верой в то, что если он нужен богу, то ничего с ним не случится. А теперь заботившуюся о нём Катерину ждет суд, и как бы всех лекарей не извели.

У Евдокии вырвался тяжкий вздох. Вот и ещё одно дело в Москве образовалось … За лекарку без неё заступятся, но поддержка всем лекарским начинаниям не помешает. И не только на словах, но и делом. Можно будет запустить серию коротких притч о лекарях и напечатать в новостных листках, написать сказку о докторе Айболите и отдать её театрам.

— Юрий Васильевич, а с чего злодей вдруг заторопился тебя отравить? Он же изменил свои планы и дал сильную отраву своей сообщнице, чтобы сразу и наверняка, а ещё город взбаламутил!

Взгляд князя потемнел : он уже знал, какую страшную долю ему уготовил старик, воспользовавшись властолюбием Глафиры. Медленно сходить с ума — врагу не пожелаешь. Это ж не только подло убить, но ещё чести лишить и всякой памяти о себе. Никто не захочет вспоминать буйнопомешанного князя. И если бы не Евдокиюшка…

Он с трудом сдержался, чтобы не подхватить её на руки, не прижать к себе, не сказать, что до конца жизни будет верным защитником ей. Даже взгляд отвёл, чтобы она не заподозрила его о столь дерзких мыслях и не испугалась его. Взял кубок в руки, отпил, собрался с мыслями и вспомнил, о чём ненаглядная спрашивала.

— Узнали у подручных татя, что Глафира потребовала немедленно дать ей нового зелья, которое сделает меня бездетным или она сама найдет его. Старик разозлился и велел проводить Глашку, да под лед ее скинуть, но получил весточку, что московского владыко уже отравили и это послужило ему сигналом активно действовать в Дмитрове. Он решил, что всё должно произойти одновременно: моя смерть, занедужившая дружина, охваченный бунтом город. Это усилило бы беспокойство в Москве и дало бы повод выступить другим городам.