Боярышня Евдокия
Шрифт:
— Что я скажу хозяину-батюшке? Не уберег от ворогов!
Но Дуня уже не слушала, а сломя голову бежала к лекарскому коробу.
Глава 19.
— Гриша!!! — заорала Дуня, выскочив во двор. — Гришка, звезду те в лоб для ума и скорости, на коня и меня с собой! Живо!
— Бегу! — раздалось из дома, но прежде чем боярышня ринулась обратно, послышался грохот, а потом окошко было выставлено вон и следом выскочил Григорий. — Я здесь боярышня! Сейчас коня седлаю…
— Бери любого осёдланного или охлябь*(без седла) поедем…
Боярышня не договорила, как в доме послышались возмущенные
— Велите возок с постелью приготовить и отправьте его к боярыне Горошковой. А мы с Гришей наперёд поедем!
— Боярышня, не удержу тебя спереди, — предупредил её воин, показывая, что его конь не оседлан.
— Сзади сяду, — отрезала Дуня, — дорогу знаешь?
— Я знаю! — быстро ответил выскочивший из дома сын Овиных. — И прости меня, Евдокия Вячеславна, но сидеть тебе позади свого холопа, заголив ноги, стыдно.
Дуня сердито зыркнула, но к бояричу подвели осёдланного коня, а он вскочил в седло и уже протягивал ей руку, чтобы усадить впереди себя.
Не теряя времени, она воспользовалась помощью, и они помчались вперёд. Григорий орал, чтобы расступились, а сын Овиных, крепко придерживая гостью, вцепившуюся в свой короб с лекарствами, ехал следом. Народ возмущался, но видя встревоженное лицо Гришки, а позади него пару, которая тоже была крайне сосредоточена, а не весела, расступался.
— Объясни, что ты сорвалась с места? — прямо в ухо Дуни, задал вопрос племянник Кошкиной.
— Евпраксию Елизаровну отравили…
— Да слышал я, — перебил её Захар. Дуня раздраженно дернула плечом, но продолжила:
— Она почувствовала это и начала лечение, а ей изо всех сил мешали, сочтя её поведение дурной блажью.
— Разве можно самому спастись от отравления?
— Самый верный способ — как можно скорее влить в себя огромное количество воды или молока, а потом всё изрыгнуть. Вода разбавит яд и уменьшит опасность, а если яд был в животе, то большая часть сразу изрыгнется, — быстро пояснила она основное.
— А молоко?
— Считается, что молоко не даёт расползтись яду по нашему телу, а дальше пальцы в рот — и всю гадость наружу.
— Не знал. А ты лекарское дело освоила?
— Да, у нас так принято.
Боярич удивленно поцокал языком и неожиданно спросил:
— И Матрёна Савишна лекарскими знаниями володеет?
— Не как лекарь, но достаточно для будущей матери и жены, чтобы уберечь свою семью от разных напастей.
Дуня отвечала не задумываясь, потому что мысли её бежали в другом направлении. Травить сейчас умели, так что обильного питья и рвоты будет мало. Жаль, что Кошкиной не дали сделать даже этой малости для облегчения ситуации, но зато очевидны симптомы. У боярыни пропала речь, иначе бы она объяснила, что делает и послала бы за своими подопечными. Уж ей ли не знать, что Дуня не один год училась у Катерины, а с собой взяла полный набор лекарств от всего на свете.
На первом месте в дороге всегда стоит угроза отравления. На широком списке защиты от отравы настояла лекарка, услышав, что предстоит поездка по княжьим делам. Сама она постоянно обновляла у себя настои по выведению ядов, потому что её пациентки дуры. Ну, это по словам Катерины.
Вторым же страшным случаем в дороге может стать нагноение ранки. Дуня этого не допустила бы и у неё было взято
с собой всё, что нужно для обработки свежей раны, но легко можно было встретить на постоялом дворе раненого воина.На самых первых этапах заражения крови этот процесс ещё можно было остановить без хирургии при помощи Катерининых снадобий. Ну и конечно же, у Дуни был с собой полный набор для лечения от простуды: всё же выехали из Москвы в дождливую пору.
Дуня уже въезжала во двор Горошковых, когда её нагнал холоп боярыни и она задала вопрос:
— Разве Евпраксия Елизаровна собиралась заезжать ко стольким боярыням?
— Вроде бы нет, — удивился вопросу воин, — от Федоровичей думали домой вернуться, но боярыня поддалась на уговоры старой подруги… — воин замолчал, вспоминая подробности, — Евфимии!
— Это которая Горшкова? Подруга Борецкой?
— Да, от неё наша матушка вышла весёлой и полной сил.
— Вот как, — нахмурилась Дуня, поражаясь наивности охраны.
Евдокия приняла помощь от боярича, слезая с его коня. А он уже объяснил встревоженным людям Горошковых, зачем приехал и для чего привёз боярышню.
Боярышня же пыталась понять, в чьем доме подлили отраву Кошкиной, но логика тут была бессильна. На месте отравителей Дуня поступила бы хитрее, а тут действовали прямо в лоб. Значит, очень хотелось отравить, а ещё не было страха наказания. Обакумовым, Федоровичам и Горошковым выгодно дружить с Кошкиной, да и не выстоять им против мести мужа Евпраксии Елизаровны. Он их в порошок сотрет, а вот подруга из детства Евфимия Горшкова… Евпраксия вышла замуж и уехала, а Евфимия осталась с Марфой и до сих пор они вместе.
Холоп сказал, что от Евфимии Кошкина уехала веселой, но вдруг это не веселье было, а вызванное отравой возбуждение?
Это состояние продлилось недолго и быстро перешло то ли в удушение, то ли жжение в горле, а может, и в паралич речи. Во всяком случае Евпраксия Елизаровна догадалась, что её отравили, но скорее всего уже плохо управляла своим телом и опять-таки что-то у неё случилось с горлом.
— Не молода ли она для лекаря? — начал возмущаться хозяин дома, и Дуня поняла, что сейчас будут препирательства с целью переложить всю вину на неё.
Этот расклад был настолько прозрачен, что стало противно.
— Я доверенное лицо боярыни и московского князя! Не пустите меня к женке думного боярина Кошкина — ждите худа не только от Якова Захарьевича, но и от нашего князя.
— Покажи бумаги, что ты доверенное лицо боярыни, — заупрямился Горошков.
Дуня прямо посмотрела на боярина и чуть склонила голову, словно решая не пройтись ли ей по его трупу. Её желание считала дворня и подтянулась к хозяину, а Гришка так вообще уже чуть ли не рычал, не терпя сомнений по поводу его боярышни. Молодой Овин выступил вперед, желая высказаться, но тут выскочила боярыня Горошкова и отталкивая мужа, ринулась к Дуне:
— Евдокия, как хорошо, что ты здесь! — воскликнула она. — Авдотья давеча говорила, что Евпраксиюшка приехала с двумя ближними боярышнями.
Дуня быстро сообразила, что Авдотья — это сноха Кошкиной и обратилась к ней:
— Евпраксию Елизаровну отравили, в этом нет сомнения, и чем быстрее начать лечение, тем лучше!
— Мы уже позвали лекаря, — быстро закивав, сообщила хозяйка. — Иоган Шниц лучший!
— Иван Васильевич не доверяет иноземным лекарям, — нахмурив брови, ответила Евдокия. — Они замучили его отца, велев палить своё тело, якобы это избавит его от кашля.