Божественные игры

Аннабет тут же хватает лук и натягивает стрелу. Но зверёк, видимо, испугавшись её резких движений, мигом скрывается в спасительной заросли листвы, мелькнув напоследок мохнатым хвостом. По отдалённому тихому шелесту мы прослеживаем траекторию его передвижения, пока вскоре звуки не затихают совсем.

– Жаль, не успела… - досадливо морщится Аннабет.

– По крайней мере, теперь у нас есть надежда, что здесь всё-таки можно подстрелить добычу, - не совсем уверенно говорит Талия.

Я прекрасно понимаю причину её неуверенности: во-первых, не факт, что нам повезёт, а во-вторых, даже если нам удастся раздобыть тушку дикого зверька, у нас нет ни спичек, ни зажигалки, чтобы развести костёр и поджарить мясо. Но даже если мы сможем его развести, дым легко выдаст наше местонахождение, а это рискованно. Я уж не говорю о том, съедобно ли мясо этого животного в принципе.

Между тем небо начинает неуклонно темнеть. Предстоящей ночью мы собираемся дежурить по очереди. Я беру на себя последнюю вахту, на рассвете. Сказать по правде, я очень рад возможности прямо сейчас завалиться спать. Я ложусь на твёрдую землю и уже собираюсь расслабиться, но чувствую, что мне в спину упирается какой-то бугор. Как он мне сразу на глаза не попался? Раздражённо выдохнув, я переползаю на другое место и, удостоверившись, что теперь-то устроился удобно, подкладываю руки под голову. Надо мной в обрамлении шелестящих крон - открытый кусочек звёздного небо.

Всё это - и ласково обдувающий меня прохладный ветерок, и мерцающие где-то там, на недосягаемой высоте, звёзды - напоминает мне о тех днях, когда мы с мамой ездили в наш домик в Монтауке. Вечерами мы подолгу сидели с ней на берегу моря, глядя как тонет в окрашенной оранжевым воде закатное солнце, а после - как появившаяся на небе луна серебрит чёрные волны. Мы просто сидели и разговаривали, и ели синие конфеты. Это были самые счастливые моменты в моей жизни. Воспоминания вызывают у меня улыбку, и я целиком сосредотачиваюсь на этом ощущении.

Незаметно я проваливаюсь в сон, но громоподобное звучание гимна так некстати будит меня. Я нехотя разлепляю глаза и смотрю в небо. Вспоминаю, что, кроме утренних выстрелов, больше за день я не слышал звуков пушки. На тёмном фоне мелькают друг за другом три голограммы: Гекта и Гектор, дети Геры, и Уилл Солас, сын Аполлона.

Я закрываю глаза и, завернувшись в плащ, переворачиваюсь на бок. Но засыпаю ещё не скоро…

Талия трясёт меня за плечо на рассвете, когда солнце только начинает лениво выползать из-за горизонта. За ночь земля успела остыть, и я снова чувствую, что слегка замёрз под утро. Не завидую Талии, которая сейчас будет пытаться уснуть… Наверное, на следующую ночь нужно будет поменяться с ней вахтами.

Отойдя чуть в сторону, я растираю руками предплечья и хожу взад-вперёд, чтобы хоть немного согреться. Потом возвращаюсь к месту нашей стоянки и устраиваюсь на поваленном дереве, приготовившись охранять сон своих спутниц. Кругом тихо, но тишина какая-то неуютная, настораживающая.

Примерно через полчаса ко мне присоединяется Аннабет: молча подходит и садится рядом. Её волосы заплетены в косичку, после сна порядком растрепавшуюся. Из-за этого Аннабет похожа сейчас на маленькую нахохлившуюся пичужку, но свои ассоциации я, естественно, держу при себя.

– Холодно?

– Немного.

Выдержав паузу, я начинаю вполголоса говорить - отчасти, чтобы растормошить Аннабет, отчасти потому, что мне действительно это интересно:

– Прошлым вечером… Ты слышала сообщение Диониса?

– Глупый вопрос, - необидно фыркает девушка.

– Есть догадки, что это может быть?

– Нет.

– Если бы нам посчастливилось найти этот предмет, ты могла бы стать внеконкурсной победительницей, - я на самом деле даже не думаю сейчас о том, чтобы самому воспользоваться этой возможностью. Ведь в противном случае даже не стоило заикаться о ней.

По-прежнему не глядя на меня, Аннабет неохотно признаётся:

– Я вообще не думаю, что у нас есть хоть какой-то шанс найти его…

– Почему?

Я вижу, что Аннабет колеблется. Она очень хочет сказать мне правду, но отчего-то не решается это сделать.

– Подумай сам, у нас столько соперников, что шансы сводятся к минимуму… - фальшивая улыбка выдаёт её с головой, но я лишь молча киваю, не предпринимая никаких попыток вывести дочь Афины на чистую воду.

И, как выясняется вскоре, это было самой лучшей тактикой. Проходит пара минут, и за это время Аннабет становится стыдно своей неискренности. Она поворачивается ко мне, извиняюще улыбается и осторожно делится своими мыслями:

– Знаешь, такое ощущение, будто боги решили не затягивать эти Игры. Здесь очень трудно найти еду. Почти нет никакой дичи. Хотя, возможно, это ничего не значит, но я опасаюсь, что…

Закончить она не успевает. Приближение Талии сводит на нет наш разговор, таким образом предоставляя мне повод для раздумий.

– Никак не уснуть, - ворчит Талия и, сонно потянувшись, осматривается по сторонам. Она тоже взлохмачена, но похожа, скорее, на медведя, которого разбудили посреди зимы.
– Предлагаю сейчас идти дальше, а потом устроить где-нибудь привал и поспать.

Мы с Аннабет не раздумывая соглашаемся. Но перед дорогой нужно хоть чем-то позавтракать. Я делю на троих свой оставшийся бутерброд, а «на гарнир» Аннабет вырезает из-под коры неизвестного мне дерева тонкий слой луба.

– С непривычки лучше много его не есть, - предупреждает дочь Афины, протягивая мне нож.

– Могла бы и не говорить, - выдавливаю я, морщась от травянисто-ватного вкуса. Впору почувствовать себя парнокопытным.

В это утро нам улыбается удача: Аннабет, наученной своим вчерашним промахом держать лук постоянно наготове, удаётся застрелить того самого зверька, что мы видели накануне, - или его сородича, не разберёшь их.

Мясо у нас теперь вроде как есть, а вот проблема с его приготовлением не отпала. В конечном итоге мы сходимся на том, что мясо лучше всего провялить на солнце, хотя никто из нас в точности не знает, сколько это может занять времени. Но выбирать не приходится. Для осуществления задуманного нам нужно вернуться к берегу, что мы и делаем. Зверьки нам по дороге больше не попадаются, равно как и желанные моховые бурдюки.

К вечеру мы оказываемся у границы леса, измученные, голодные, не меньше прежнего страдающие от жажды. Но вместо отдыха, на повестке дня у нас свежевание тушки. Нож у нас только один, мечом орудовать не так удобно, поэтому работаем мы с ним попеременно, чтобы никому не было обидно. От такой работы нас едва не выворачивает.

Но, наконец, дело сделано, и тонкие пластины мяса висят развешанные на обломках веток, кое-как закреплённых для устойчивости камнями. За его сохранность мы не беспокоимся: полубоги, я думаю, теперь к морю не приближаются, а таящееся в его глубинах чудовище, созданное для убийства трибутов, вряд ли польстится на нашу скромную добычу.

Управившись, мы спешно отходим в лес от греха подальше. К сожалению, нам нечем вознаградить себя за труд. От наших скудных запасов провизии не осталось ни крошки. Аннабет срезает нам ещё несколько кусочков луба; мы уныло жуем их, а после запиваем остатками воды. Мой желудок громко возмущается ничтожным количеством полученной пищи. Мне никогда не приходилось голодать, я даже не задумывался, каково это, но сейчас я вынужден испытать на себе всю «прелесть» длительной голодовки. И знаете что? Если раньше я богов просто очень сильно не любил, то теперь я их ненавижу!