Божественные соперники
Шрифт:
Давно мама не готовила и не покупала ужин. Хотя Айрис хотела быть осторожной, она так истосковалась по горячей, сытной еде. По разговорам с трезвой матерью. По минувшим дням до отъезда Фореста и до того, как Эстер начала пить.
– Расскажи о работе, солнышко, – попросила мама, усаживаясь за стол напротив.
Айрис откусила кусочек. Как маме удалось заплатить за такой пир? И тут до нее дошло: наверное, на эту еду пошли деньги за радио бабули. И на выпивку, скорее всего. Еда вдруг стала на вкус как пепел.
– В последнее время я работаю над некрологами, –
– Чудесно, дорогая.
Айрис не описала бы свою работу над некрологами как «чудесную» и не ответила, разглядывая Эстер.
Для Айрис мама всегда была красавицей: округлое лицо, каштановые волосы и обаятельная широкая улыбка. Но сейчас ее глаза блестели, словно она смотрела, но на самом деле не видела. Айрис поморщилась, поняв, что мама не совсем трезвая.
– Расскажи мне про «Трибуну», – сказала Эстер.
– Мама, я вообще-то работаю в «Вестнике».
– Ах, ну конечно. Про «Вестник».
Айрис стала рассказывать то одно, то другое, но только не про Романа. Как будто его и не существовало вовсе, но его слова продолжали звучать в голове. «Ты неопрятная».
– Мама? – начала Айрис и нерешительно замолчала, когда Эстер подняла на нее взгляд. – Поможешь завить мне волосы?
– С удовольствием, – ответила мама, поднимаясь из-за стола. – Кстати, я купила себе новый шампунь. Мы вымоем тебе волосы и накрутим на мои бигуди. Идем в ванную.
Айрис взяла свечу и пошла за ней. С небольшими сложностями Эстер удалось вымыть голову дочери над ванной. На это ушло ведро дождевой воды. Потом они отправились в спальню матери, и Айрис села перед зеркалом.
Она закрыла глаза, пока Эстер расчесывала колтуны в ее волосах. В этот момент забылись и мозоли на пятках, и печаль на сердце. Форест скоро вернется домой из часовой мастерской, мама включит радио, и они будут слушать вечерние передачи и музыку.
– Положила глаз на кого-то на работе? – спросила Эстер, разделяя длинные волосы дочери на пряди.
Айрис резко открыла глаза.
– Нет. Почему ты спрашиваешь, мама?
Эстер пожала плечами.
– Просто интересно, почему ты попросила завить тебе волосы.
– Это для себя. Надоело выглядеть неряхой.
– Никогда не считала тебя неряхой, Айрис. Никогда. – Мама начала закреплять первый локон. – Тебе это сказал какой-то парень?
Айрис вздохнула, глядя на отражение Эстер в заляпанном зеркале.
– Возможно, – наконец призналась она. – Он мой конкурент. Мы оба претендуем на одну должность.
– Позволь предположить. Он молодой, красивый, учтивый и знает, что ты пишешь лучше него, поэтому из кожи вон лезет, чтобы тебя отвлечь и расстроить.
Айрис чуть не рассмеялась.
– Откуда ты знаешь, мама?
– Мамы знают все, солнышко, – подмигнула Эстер. – И я ставлю на тебя.
Айрис улыбнулась, удивленная тем, насколько подбодрили ее слова матери.
– Ну-ну. Если бы твой брат узнал, что какой-то парень сказал тебе такое… – Эстер поцокала языком. – Он бы легко не отделался. Форест всегда
вступался за тебя.Айрис заморгала, прогоняя слезы. Может, слезы подступили потому, что она впервые за долгое время по-настоящему разговаривала с мамой. А может, из-за того, что ласковые пальцы Эстер пробуждали воспоминания. Или потому что Айрис наконец-то сидела с полным желудком и чистыми волосами. Но брат практически предстал перед ней, словно в зеркале промелькнуло его отражение.
Иногда она заново проживала момент, изменивший их жизнь. Момент, когда Энва остановила его по дороге домой. Замаскированная богиня. Форест решил послушать ее музыку, и эта музыка переполнила его сердце, заставив в тот же вечер поступить на службу.
Все произошло так быстро. Айрис едва успела перевести дыхание, пока Форест объяснял свое поспешное решение. С горящими глазами он лихорадочно собирал вещи. Айрис никогда не видела его таким взволнованным.
«Я должен ехать, Цветочек, – сказал он, прикоснувшись к ее волосам. – Должен ответить на ее зов».
«А как же я? – хотелось ей спросить. – А мама? Как ты можешь любить эту богиню больше, чем нас?» Но она не спросила. Айрис была слишком напугана, чтобы задавать такие вопросы.
– Мама? – дрожащим голосом произнесла она. – Мам, как ты думаешь, Форест…
– Он жив, солнышко, – ответила Эстер, закрепляя последний локон. – Я его мать. Я узнаю, если он покинет этот мир.
Айрис неровно выдохнула и поймала взгляд матери в зеркале.
– Все будет хорошо, Айрис, – сказала Эстер, кладя руки ей на плечи. – Я тоже с сегодняшнего дня буду исправляться. Обещаю. И я уверена, что Форест вернется через месяц или около того. Скоро все наладится.
Айрис кивнула. Она верила матери, хотя в глазах у той стоял алкогольный туман, искажающий реальность.
Роман примчался домой. Поглощенный мыслями о том, как ужасно прошел разговор с Айрис, он не сразу понял, что в гостиной кто-то есть. По крайней мере, пока, хлопнув входной дверью, не направился через прихожую к главной лестнице. В этот момент мать окликнула его нежным голосом:
– Роман? Роман, дорогой, пожалуйста, поздоровайся с нашими гостями.
Нога Романа замерла на ступеньке, и он подавил стон. Может, обойдется тем, что он поздоровается с гостями и уйдет в свою комнату редактировать эссе о пропавших без вести солдатах? «Задание, которое должно было достаться Айрис», – подумал он, входя в золоченую гостиную.
Сначала его взгляд упал на отца, словно тот был центром притяжения в гостиной. В свое время мистер Рональд Китт был красив, но годы горя, стресса, сигар и бренди наложили свой отпечаток. Мужчина был высоким, но сутулым, краснолицым, с жесткими голубыми глазами, блестящими, как драгоценные камни. В волосах цвета воронова крыла теперь обильно пробивалась седина. Губы он всегда поджимал, словно ничто на свете не могло доставить ему удовольствия или вызвать улыбку.
Иногда Роман боялся, что может стать таким же, как отец.