Брачный контракт кентавра

– Разрешите представиться, служба надзора за бывшими заключенными, инспектор Евлампия Романова. Мне поручено курировать Татьяну Федоровну Привалову, отбывшую срок наказания.

Обычный законопослушный гражданин, никогда не посещавший в милиции никакие отделы, кроме паспортного, плохо знаком с тем, как организована работа правоохранительных органов и как проходит судебный процесс. Вопросы, зачем на свете существует прокуратура, чем отличается следователь от оперативника и почему одних попавших в поле зрение закона людей именуют арестованными, а других задержанными, не беспокоят среднестатистического россиянина. И уж совсем темный лес для него система исполнения наказаний. Например, простой человек, не задумываясь, именует Бутырку тюрьмой, а она на самом-то деле следственный изолятор. Да, наверное, и не надо обывателям вникать в такие подробности.

Я сейчас рассчитывала на полнейшую юридическую безграмотность Федора Сергеевича, оттого и придумала службу надзора. Вероятно, нечто подобное существует в действительности, но я почему-то уверена: даже если за вернувшимися из мест заключения приглядывают, то ни одному инспектору не придет в голову таскаться к ним домой.

– Господи, я же просил! – зашипел профессор. – Тише!

– Пап, чай поставить? – закричал издалека мальчик.

– Сделай одолжение, дружочек, – ласково ответил отец. – Ко мне аспирантка пришла, мы в кабинете посидим.

– Думается, не похожа я на девушку, которая пишет диссертацию, возраст не тот, – улыбнулась я, усаживаясь в просторное кресло и оглядывая полки, сплошь заставленные книгами.

– Почему? Не все же со студенческой скамьи уходят в науку, множество людей получает первую ученую степень после сорока, даже ближе к пятидесяти, – приободрил меня Федор Сергеевич. – Главное, поставить пред собой цель и идти к ней, не сворачивая с пути.

– Хороший совет, – кивнула я. И указала на рояль, стоявший в эркере: – Отличный инструмент, старинный. Похоже, «Бехштейн»?

– Да, – удивленно ответил профессор. – Вы любите музыку?

Я встала, подошла к роялю и откинула крышку.

– Разрешите?

Не дождавшись ответа, села на вертящуюся табуретку и положила руки на клавиши. Надо же, пальцы до сих пор помнят, куда следует нажимать!

– «К Элизе», Бетховен, – моментально узнал произведение Федор Сергеевич. – Вы замечательно играете. Окончили музыкальную школу?

– Да, – подтвердила я. – И московскую консерваторию в придачу. Правда, по классу арфы.

– Бог мой! – поразился Федор Сергеевич. – С таким образованием и посвятить свою жизнь отбросам общества!

Я захлопнула черную крышку, погладила ладонью потускневший лак и вернулась в кресло.

– Никогда не испытывала влечения к музыке, меня упорно усаживала за инструмент мама, оперная певица. Но, увы, создатель не отсыпал ее наследнице ни таланта, ни особого трудолюбия, не вышло из девочки Моцарта. Зато я, как вы верно заметили, служу обществу, помогаю очистить его от дурных членов. Татьяна, ваша дочь…

– Она мне не дочь, – грустно ответил Привалов, – давайте не будем более на эту тему.

– Извините, но придется. Покидая колонию, Татьяна указала этот адрес в качестве своего, – лихо соврала я. – Именно поэтому я и свалилась вам на голову. Если бывшая зэчка не становится на учет, наша служба обязана поднять тревогу.

Надеюсь, Привалов не сообразит, что Татьяна не знает, где теперь живет ее отец, и никак не могла дать его адрес в качестве своего.

Федор Сергеевич схватился за сердце, и именно в эту минуту в кабинет вошел Ваня с подносом в руках. Быстро поставив ношу на столик, мальчик бросился к отцу.

– Тебе плохо?

– Не волнуйся, милый, – с трудом произнес ученый, – просто накапай мне валокордина.

Ваня умчался.

– Умоляю, при сыне ни слова, – задергался Привалов.

– Не волнуйтесь, – попыталась я успокоить ученого. – Значит, Татьяна здесь не появлялась?

– Конечно, нет, – зашептал он, – она сюда не сунется. Вы, наверное, в курсе, что совершила преступница?

– В общих чертах. Она убила своего сводного брата, Михаила Привалова, – кивнула я.

– Мишенька был моим сыном. Вета родила его до нашего брака. Поженившись, мы не распространялись о своей истории.

Вернулся голубоглазый мальчик, принес лекарство. Через пару минут Федор Сергеевич осторожно вздохнул:

– Фу, отпустило…

– Очень хорошо. Так где Татьяна? – вернулась к теме беседы.

– Понятия не имею. И знать не хочу, – зло ответил Привалов. – Много лет уж прошло, но я не могу ее простить.

– Трудно забыть смерть ребенка, – сочувственно сказала я, – но вам Господь послал еще одного, и тоже мальчика.

– Татьяна была в детстве очень проблемной девочкой, – продолжил Федор Сергеевич. – Я женился на ее матери, как говорят в народе, «по залету». Ирина была очень молода, всего шестнадцать, а мне едва стукнуло двадцать. В сущности, свадьбу играли дети.

– Некрасивая история, пахнет совращением, – я оценила ситуацию по-своему, – парню в этом возрасте уже положено знать, что такое хорошо, а что такое плохо.

– Ну да, – кивнул Федор Сергеевич. – Но все же сделайте скидку на глупость юноши, занятого в основном учебой. Ирина была очень хороша собой, просто картинка, вот я и не устоял. Но никакого насилия не было, все произошло по взаимному согласию. Правда, с моей стороны не было любви, одно лишь голое влечение. Мать Иры, обнаружив беременность дочери, пригрозила отнести заявление в милицию, мои родители испугались.

– Нельзя сказать, что эта ситуация эксклюзивна, – усмехнулась я, – тысячи женщин вынудили порядочных парней пойти с ними в загс, заявив о беременности. Кстати, многие из таких союзов вполне благополучны.

– Но не в нашем случае, – пригорюнился профессор. – Хотя я решил: раз уж так получилось, надо налаживать жизнь, но ничего не вышло. Ира была против.

– Ирина? – изумилась я. – Против? Да она мечтала выйти замуж за обеспеченного москвича!

– Вовсе нет, – печально ответил Федор Сергеевич. – Я только спустя пару лет сообразил: что-то не так. Вроде Ира хорошая жена: готовит, убирает дом, за девочкой присматривает… Но она никогда со мной не спорила!

– Абсолютное большинство мужчин позеленело бы от зависти, услышь они вашу претензию, – не удержалась я от замечания.

Профессор взял со стола сигарету, щелкнул зажигалкой и с жадностью затянулся.

– Видите ли, – продолжил он наконец, – мне, как и всем мужчинам, не по вкусу скандальные особы, и жена, соглашающаяся с мужем по любому вопросу, очень редкое явление в современной действительности. Но Ира проявляла не благородство, а равнодушие. Если я о чем-то просил, она исполняла пожелание мгновенно, молча, но у меня создавалось впечатление, что такое поведение вызвано не любовью к супругу, не желанием сохранить в семье мир и покой, а совсем иными причинами.