Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

Зажигаю сигарету, немного открываю окно. Багир снова бросает на меня взгляд.

– Ебанно.

– Ты не представляешь насколько.

– И че?

– Уйти хочет.

– А ты?

– Тупой вопрос.

Снова виснет пауза, я вздыхаю, а Багир тихо спрашивает.

– Может, хуй бы с ней? Отпусти. Элен…

– Если бы я считал, что Элен — подходящая партия, я бы сразу на ней женился, - рублю жестко, предостерегающе смотрю на него, и когда этого уже достаточно — снова пялюсь на унылый пейзаж за окном, - Мы закончили обсуждать мою личную жизнь.

– Давно она стала личной?

– Завязывай, Багир.

– Тебе не кажется…

– А тебе не кажется, что когда я говорю «завязывай», то надо заткнуть свой рот?! То, что мы родственники, не дает тебе никаких привилегий!

Выхожу из себя и рычу. Багир сразу переводит все свое внимание в лобовое стекло. Супер, мозгоебства больше не будет.

– Вот и чудненько. Крути баранку молча, блядь, и не беси.

– Это приказ?

– Да, сука, - отвечаю на его саркастично-ядовитый тон в похожем ключе, - Это приказ.

Сам считаю снежинки. Знаю, что дома полный пиздец. Это немного давит. Некомфортно так. Мне не нравится.

Слишком все сложно; слишком…неоднозначно. Все просто «слишком» вдруг стал, и слишком очевидно, в том числе. Это должно было быть просто, и я знаю, какие вопросы крутятся на языке у Багира. В последнее время, я сам себе их задаю, просто до ответа не добираюсь намеренно.

Ни к чему он мне. Все нахер. Думай о деле; это приоритет. Как обычно…

Лили

Целый день я провожу с дочкой. Очевидно, нас никто не выпустил из дома, и нет, кстати. Такое периодически случается, когда Малик просит меня никуда не ходить. Я соглашаюсь спокойно, но это обычно я соглашалась спокойно. Когда не знала, какой он ублюдок!

Хотя с другой стороны, в принципе, я всем довольна. Можно так сказать. Сижу с Надией в гостиной, пока она играет с Аленой, утыкаюсь в ноутбук. Таблица «excel», номера телефонов — все по-взрослому. Я нахожу все юридические компании в радиусе…черт, даже до Химок дохожу! Потом начинаю обзванивать.

Мне кажется, что это вполне разумный выход. Меня никто не может принудить оставаться чьей-то женой. Звучит же логично и разумно, так? Так. И если мне отец родной указал на дверь, всучил какие-то гребаные напутствия из разряда: подчинись и молча терпи его блядство. Это не значит, что я больше не имею никаких путей решения своей ситуации! Не хочет мне помогать?! Да, пожалуйста! Сама справлюсь! Я уже не ребенок!

Но с каждым номером, который мне приходится окрашивать красным, становлюсь злее. От тупого бессилия, которое только нарастает.

Все они говорят одно, когда слышат мою фамилию: извините, мы не можем вам помочь.

Вот так…

Вечер мягко опускается, погружая дом в темноту. Я погружаюсь в густую ярость. Меня даже Надия сейчас немного раздражает, и это мерзко. Я знаю. Так нельзя, но…наверно, мне просто страшно, что придется вечность провести в этом замке на холме. И вся моя жизнь — коту под хвост. Да ладно моя! Ее жизнь тоже…

Господи, что же я наделала?

В конце концов, я дохожу до какого-то совершенно острого исступления. В детской комнате, где моя Надия видит уже десятый сон, скачут тени от ее ночника. Медленно крутятся звездочки, луна. Розовый полумрак. А сердце мое бахает гулко, отдается в висках. Последняя контора послала меня на хер сорок минут назад, и все сорок минут я хожу из угла в угол и накручиваю себя все сильнее и сильнее.

Дышать аж сложно.

Ладно я. Плевать уже! Но Надия...он же разрушит и ее жизнь! Она вырастет, и что потом? Отдаст ее за такого же козла, каким является сам? Просто продаст ее выгодно?! И я ничего не смогу сделать?! Помочь?!

А потом происходит это. В детскую стучится один из амбалов Малика, который говорит мне тихо:

– Лилия Антоновна, оставайтесь наверху. Пожалуйста.

Это означает одно: чудовище вернулось. Обычно я его слушаюсь, что тоже надо отметить. Если Малик просит меня оставаться наверху даже через своих людей, я залезаю под одеяло и включаю какой-нибудь фильм. Он приходит обычно ночью. Я никогда не задавалась вопросами, что творится внизу в такие моменты, да и сейчас мне откровенно насрать. Наверно, притащил своих гребаных партнеров, пьет и обсуждает какую-нибудь дичь. Например, сколько у него интрижек курсировало на этой недели, не знаю! Ну точно не индекс Доу Джонса! Согласитесь. Нелепо.

Сейчас я ловлю дикую ярость, которая накрывает меня с головой. Нет, не из-за тайн или недомолвок, которых, судя по всему, в нашем браке гораздо больше ставших очевидными. Мне действительно класть с высокой колокольни на все его тайны, даже если это миллион детей на стороне! Я хочу высказать ему все, что я думаю! Именно сейчас! Вот именно. Сука. Сейчас!

Поэтому уже в следующее мгновение резко рву дверь на себя, прикрываю ее аккуратно, конечно, но на чистом материнском инстинкте. Зато топаю по коридору, далекая от матери-львицы. Больше похожа на психопатку.

Амбал не успел еще спуститься вниз, так что ловит меня у лестницы и мотает головой.

– Нет, Лилия Антоновна. Я же сказал…

– Руки от меня свои убрал!

Шкаф слушается. Но тут же роняет брови на глаза и повторяет.

– Вам туда нельзя. Это приказ…

– Похер мне на ваши приказы! Отошел! Или ты пожалеешь, я тебе клянусь!

– Лилия Антоновна…

– Я Малику скажу, что ты меня схватил и ударил! Усек?!

Он замирает. В глазах страх, непонимание, как действовать, а по-простому — долгая загрузка процессора. Я этим пользуюсь, подныриваю под его руку и сбегаю на первый лестничный пролет.

Картина маслом.

Внизу в нашей большой, светлой прихожей целая толпа похожих шкафов. Все они собрались вокруг своего лидера и внимают…Этот же…черт благочестивый! Весь в черном, с хмурой рожей, и крест дебильный поблескивает в свете от люстры.

И все у него схвачено. Все у него тип-топ, одна я в говне, как в шелках!

– Как ты посмел?!

Мой голос звучит громко, уверенно и зло. Он ударяется от стен эхом и распространяется, кажется, по всему дому. Как река буйная, не имеющая контрольной точки.

Никаких ограничений.

Дышу тяжело, держу в руках подол от своей накидки, а Малик медленно поднимает на меня глаза. Рожа кирпичом. Разумеется. Стандартно, и так бесит! Что у него все, как прежде, а у меня-то нет! У меня все разрушено, сволочь ты такая!

– Я спросила у тебя! Какого хера ты себе позволяешь?!

Лучшая защита — это нападение. Нет, все-таки есть в его взгляде что-то такое…чего раньше я не замечала. И это не злость, даже не мат, которыми он меня щедро одарил, после того как вскрылось его блядство. Это что-то совершенно иное. Что-то, отчего бежать хочется в противоположную сторону. Что-то опасное, липкое и слишком похожее на животный страх перед смертельной опасностью.