Брак с летальным исходом

— Точно, госпожа Фаринта… то есть я хотел сказать, леди Фаринта, — тут же поправился он. Отставив чашку на подоконник, он залез рукой в сумку и вытащил оттуда письмо. — Отец велел передать это вам лично в руки.

— Спасибо, Тори.

Я почтительно приняла конверт. Змейка-эфра глядела на меня с запечатывающего клейма крохотными точками глаз. Отойдя немного в сторону от Мелии и господина Сфорци, я прикоснулась к ней, пропуская магию сквозь пальцы и расплавляя воск, и осторожно развернула письмо.

Мальчик тронул меня за руку, прежде чем я успела прочитать хотя бы строчку.

— Ну я тогда обратно, миледи? — спросил он. — Отцу передать от вас что-нибудь?

— Подожди немного, ладно? — попросила я, и мальчик, кивнув, вернулся к недопитому кофе.

«Милая Фаринта!

Я навел справки о тех людях, имена которых ты указала в письме. Сообщаю, что ни один из них не известен контрабандистам или торговцам нелегальными зельями».

Я с облегчением выдохнула. Если информаторы господина Кауфмана не слышали, чтобы кто-то из слуг лорда Кастанелло когда-либо покупал кацин, значит, можно было быть уверенной, что никто из них этого не делал.

«Зато мне удалось кое-что выяснить по второму твоему вопросу. Прилагаю список судебных дел, связанных с отравлением кацином, за последние двенадцать лет».

Список включал в себя приблизительно девять дел и три десятка имен зельеваров, попавших под подозрение законников. Напротив каждого были указаны дата, приговор и текущее местонахождение. Пять человек на данный момент все еще отбывали наказание, четверо умерли, восемнадцать были лишены лицензий и более не имели права на закупку накопительных кристаллов и ингредиентов для зелий, а трое, в том числе «госпожа Фаринта Честер, дело об убийстве господина Лайнуса Честера», освобождены за неимением улик.

Взгляд сразу же зацепился за знакомое имя.

«Арджеро Бренци, дело об убийстве господина Лайнуса Честера. Признан виновным, отправлен на медные рудники сроком на пятнадцать лет. Лицензия зельевара, выданная Королевским магическим университетом Аллегранцы, отозвана без права восстановления».

Буквы расплывались перед глазами.

Арджеро Бренци. Зельевар, по словам Клары, безответно влюбленный в леди Элейну Кастанелло. «Господин Б.», о котором писали газетчики, расписывая удачный захват подпольной лаборатории, производивший кацин. Человек, чей возможный родственник, носящий не самую частую в Иллирии фамилию Бренци, уже семь лет

служил водителем лорда Кастанелло.

Я с трудом заставила себя читать дальше.

«По подтвержденным сведениям в настоящее время все еще находится на каторге, прошений о помиловании не подавал. Медицинское освидетельствование, проведенное три года назад, признало заключенного невменяемым».

— Миледи, вам плохо? — я едва услышала взволнованный вопрос Мелии. Голос служанки заглушал отчаянный стук моего сердца. — На вас лица нет.

Я сделала глубокий вдох, загоняя панику как можно дальше.

— Как давно уехал господин Руджеро? — спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Примерно четверть часа назад, миледи.

— И перед этим он заходил на кухню? — внутренне холодея, уточнила я.

— Да, миледи. Он помог мне плитку разжечь, ее хоть вчера и прочистили, но все равно…

— Мелия, — я посмотрела ей прямо в глаза, четко выделяя каждое слово. — Немедленно уничтожьте все, что вы приготовили для завтрака. Промойте посуду, возьмите продукты из кладовой. И везде добавьте специй.

Горничная отбросила деревянную ложку, которой помешивала кашу, словно ядовитую змею. Дворецкий поперхнулся кофе.

— Миледи, — Мелия с трудом подбирала слова. — Вы что, хотите сказать…

— Да, — твердо ответила я, и горничная, подхватив с плитки горшок, выскочила на улицу.

— Миледи, — услышала я голос дворецкого.

Я повернулась к нему. Господин Сфорци дрожащими руками протягивал мне недопитый кофе. Вид у него был такой, будто мужчина был готов упасть в обморок.

— Прошу вас, — почти прошептал он.

Чуть встряхнув чашку, я различила в осевшей на дно кофейной гуще темные крупинки прокаленных циндрийских специй, вполне нормальных на вид. Я отлила немного кофе на блюдце и быстро разложила жидкость. Яда, к счастью, не оказалось.

Впрочем, утверждать то же об остальном завтраке было преждевременно.

— Все в порядке, — сказала я одновременно господину Сфорци и Тори, обеспокоенно переводящему взгляд с меня на дворецкого. Волна облегчения пополам с острым чувством вины нахлынула на меня при мысли о том, что и мальчик мог пострадать просто из-за того, что оказался не в том месте не в то время. Перед господином Кауфманом, откликнувшимся на мою просьбу о помощи с такой готовностью, было до ужаса стыдно.

Дворецкий без сил опустился обратно на табурет. Он забрал кружку, но допивать остывающий кофе не спешил.

— Господин Сфорци, — окликнула его я, — есть хоть какой-то способ связаться с лордом Кастанелло раньше, чем экипаж доберется до городского дома?

— Боюсь, что нет, миледи, — тут же ответил дворецкий, нахмурившись. — Разве что скоро прибудет почтовая карета… хотя нет. Господин Бренци точно успеет раньше.

Со стороны окна раздалось деликатное покашливание. Я обернулась.

— Леди Фаринта, — произнес Тори. — Моя кобыла оседланная стоит на заднем дворе. Что нужно сделать?

Вместе с сыном Кауфмана отправился Густаво. Он должен был показать мальчику дорогу и передать лорду Кастанелло небольшую записку, к которой я в качестве доказательства приложила фрагмент письма господина аптекаря. Об иной причине, по которой я хотела, чтобы Тори сопровождал один из работников поместья, я упоминать не стала. Я боялась, что Руджеро или другие возможные сообщники Арджеро Бренци могли напасть на лорда Кастанелло, и крепкий слуга рядом с супругом оказался бы полезен.

Уговаривать Таво не пришлось. Стоило мне только упомянуть, что Бренци, скорее всего, причастен к отравлению Лоиссы, как он, стиснув кулаки до хруста в суставах, без лишних слов запрыгнул в седло.

— Вперед! — Тори похлопал кобылку по выгнутой шее, и та сорвалась с места. Через несколько секунд всадники пересекли границу поместья и скрылись из виду за густым подлеском.

Оставалось только надеяться, что сын Кауфмана сумеет обогнать экипаж. Ведь жизнь лорда Кастанелло зависела от того, успеет ли Густаво предупредить его об опасности раньше, чем Руджеро расскажет сообщникам своего родственника-отравителя, что лорд больше не защищен артефактом.