Брак с летальным исходом

мою, дотла.

Мне нужно было найти для себя хоть какое-то занятие, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, и я спустилась вниз. В малой гостиной Густаво и двое незнакомых мне работников разламывали горелую мебель. Я вздрогнула и отвернулась, не в силах смотреть, как под ударами топора раскалывалось кресло, где еще вчера сидел лорд Кастанелло. От прекрасно оформленной комнаты остался лишь камин да темно-серые закопченные стены с обрывками обоев. Несколько пейзажей в почерневших рамах с сохранившимися под растрескавшимися от жара стеклами холстами были бережно отложены в угол.

В библиотеке стояло несколько пустых коробок, но никого из людей пока не было: видимо, работники еще не успели добраться сюда. Запах гари в воздухе был явственно ощутим. Решив, что помещение все равно надо будет проветрить и привести в порядок, я раскрыла окна, впустив свежий зимний воздух, и принялась заполнять коробки уцелевшими книгами.

Светильники с накопителями располагались в нишах первого яруса, поэтому пламя в основном свирепствовало внизу, тогда как книги на более высоких полках и на галерее практически не пострадали. Повезло и полке с медицинскими справочниками, поэтому первым же делом я отыскала бесценный анатомический атлас и аккуратно опустила его на дно коробки. Несколько других, не менее редких книг тоже были тщательно уложены корешок к корешку, но вскоре я поняла, что лучше не тратить время на возню с каждым отдельным томом, и принялась снимать книги целыми стопками.

Куда труднее приходилось с книгами, поврежденными во время пожара. Острое чувство сожаления пронзало меня всякий раз, когда я доставала с полки твердый переплет, а истлевшие страницы осыпались прямо в руках горсткой пепла. Некоторые книги сгорели только наполовину, и приходилось уговаривать себя опускать их на кучу мусора из мебели, почерневших обложек и обвалившихся стеллажей, сложенную посреди комнаты. Те фолианты, у которых лишь немного обуглились уголки, я без колебаний убирала к целым книгам.

Когда стоявшие в библиотеке коробки оказались заполнены, я позвала Густаво, и тот перенес их в расчищенный для уцелевших вещей сухой сарай. Увидев, что я собираюсь продолжить работу, слуга коротко кивнул и вскоре вернулся с новыми коробками, чашкой кофе от Мелии и предложением позвать Джакомо, если миледи нужна помощь. Кофе я взяла, от помощи отказалась. Сейчас в поместье важна была каждая пара рук, а с библиотекой я вполне могла справиться сама.

Я присела на перевернутый ящик, служивший мне подставкой, чтобы дотягиваться до верхних полок, и, прихлебывая приправленный специями кофе, листала одну за другой книги с ближайшей полки. Несколько книг оказались в порядке, у одной не доставало страниц, но с пожаром это явно не было связано. На обложке старого учебника по артефакторике красовалась черная отметина от осколка взорвавшегося кристалла, но в остальном он был вполне цел, и я убрала книгу в полупустую коробку, пообещав себе заказать ей новый переплет.

Если, конечно, к тому моменту, как слуги снова начнут наполнять библиотеку, я все еще буду леди Кастанелло…

У самой стенки стеллажа обнаружилась еще одна книга, стоявшая боком и оттого ранее скрытая от глаз за другими изданиями. «Справочник порошков и зелий Циндрии, Ирении и княжеств Залива, составленный корабельным врачом и зельеваром Э. Бернуцци», — гласила обложка. Я никогда прежде не слышала о таких научных трудах. Зельеварение на основе восточных трав всегда было областью сложной, малоизученной, дорогостоящей и зачастую опасной. Мне казалось, никто в Аллегранце, кроме господина Кауфмана, женатого на уроженке Ирении, не занимался подобным. Но книга выглядела потрепанной, видно было, что когда-то ее часто использовали. Замирая от любопытства, я открыла справочник.

Аккуратным, почти ученическим наклонным почерком с изящной черточкой над «т» и длинным завитком «у» на внутренней стороне обложки было выведено: «Моей дорогой Элейне на долгую память. Надеюсь, это будет тебе полезно. С любовью, навеки твой, Арджеро».

— Если миледи будет засматриваться на каждую книгу по зельеварению, то рискует провести здесь не одну неделю, — раздался над ухом чей-то негромкий голос.

Я вздрогнула от неожиданности, чуть не расплескав весь кофе на раскрытую книгу. За моей спиной стоял водитель лорда, заглядывая мне через плечо с легкой снисходительной улыбкой. Книг о ед. нет

— Позвольте помочь, — сказал он и, ловко выхватив справочник, сунул его в коробку.

Я подскочила с ящика, оправляя платье. Господин Бренци обращался с книгами без особого уважения. Все, чего хоть немного коснулся огонь, безжалостно летело в кучу мусора. Очередная книга по истории Ирении, отброшенная водителем, приземлилась на груду обгорелых головешек, и я потянулась за ней, отряхнула от пепла и аккуратно опустила в коробку.

— Пожалуйста, не будьте столь поспешны, — недовольно произнесла я. — Серьезные труды достойны более бережного обращения.

Господин Бренци снял с полки обожженный том с яркой картинкой на обложке. Выражение его лица было непроницаемо.

— Как пожелаете, миледи, — ровно произнес он.

Аккуратно вьггерев гарь с книги, которую держал в руках, водитель протянул ее мне. «Госпожа наложница», — гласило название.

Отчего-то это показалось завуалированной издевкой.

Господин Бренци методично доставал с верхних стеллажей все новые и новые красочные дамские романчики.

Отряхивал от пепла обгоревшие страницы, счищал темные пятна с корешков и складывал поверх других книг в стопку, собиравшуюся у меня в руках. И почему-то каждый том он умудрялся положить так, чтобы мне прекрасно было видно обложку с томными девицами и полуодетыми мужчинами в шароварах и пестрых накидках. «Сладкая добыча циндрийского пирата», «Моя восточная сказка», «Лилия на реке страсти», «В объятиях принца пустыни»…

В душе закипало раздражение. Мне казалось, что водитель лорда специально подбирал для меня книги, оставляя на полках труды по артефакторике, научные монографии, справочники и географические атласы. Некоторые из романов, которые господин Бренци столь любовно протирал от пыли, я без раздумий выбросила бы в кучу мусора, откуда до этого извлекла «Историю Ирении эпохи династии Абби Сайда». Я начинала жалеть, что вообще позволила Руджеро Бренци остаться в библиотеке.

«Жаркие иренийские ночи» переполнили чашу моего терпения. Я с грохотом швырнула книги в коробку.

— Что-то не так, миледи? — с беспокойством в голосе спросил господин Бренци, поворачиваясь ко мне.

Я бросила на него негодующий взгляд.

— Вы это нарочно?

Водитель лорда непонимающе нахмурился.

— Я чем-то обидел вас? Прошу простить меня, миледи.

Сожаление на его лице казалось столь искренним, что мой гнев испарился, уступив место острому стыду. Ведь, в самом деле, я сорвалась на своего добровольного помощника безо всякого повода, только оттого, что решила, будто он своим выбором указывал мне на подходящие для женщины книги.

— Это мне следует просить прощения, — пробормотала я. — Не следовало реагировать столь бурно.

— Я понимаю, миледи, — откликнулся господин Бренци и, чуть прищурившись, усмехнулся. — Нам всем сейчас нелегко.

Одним движением он снял с верхнего стеллажа оставшиеся книги и передал мне. Чуть помешкав, я все же положила их в соседнюю с дамскими романами коробку. Водитель лорда равнодушно дернул плечом, никак не прокомментировав мои действия.

Работу мы продолжили молча. Высокий и широкоплечий, водитель лорда легко дотягивался до верхних полок первого яруса, а я в паре шагов от него разбирала нижние стеллажи. Нельзя было не признать, что вдвоем мы справлялись куда быстрее, и вскоре Густаво пришлось вновь отправляться за коробками.