Брандвахта

Фая Нафикова (досталась же от родителей фамилия!) и Антошка, которого девушка подобрала на улице, когда тот с перепугу сбежал из квартиры с мёртвыми родителями, конечно же, захотели остаться на брандвахте. Пацан — из любопытства, поскольку такого «чуда техники» никогда не видел. Его, кстати, тоже сразу же «взяла в оборот» наша чадолюбивая Светлана. Воспитательница, напуганная беспределом в городе, из-за чувства защищённости, которое впервые со страшной ночи ощутила среди людей, более или менее близких ей по возрасту. Иван Романович Кречетов походил, посмотрел, но заявил, что уже привык к одиночеству, «а старуху мою не вернуть», и объявил, что переберётся в один из выморочных домиков. «Самый маленький, который найдётся».

— Люблю в земле покопаться. Да и вообще без работы не могу. Не случись у Полины того перелома, ни за что бы дачу не продал.

И нашёлся такой домик. Не то, чтобы самый маленький, но расположенный поблизости от Кузнецовского Затона и довольно ухоженный. Так что первые дни, пока дед обустраивался, бегал к нам «столоваться». Потом же приспособился готовить на домашнем очаге и только брал у нас недостающие продукты, включая хлеб, который пекла в духовке Оля Бородина. «Бородинский», как мы его назвали в шутку (настоящий «Бородинский» чёрный, а наша кулинар, за неимением ржаной муки, печёт белый, пышный на «домашней» закваске).

Долго отмахивался он и от двустволки, которую ему навяливали мы с братом.

— Да кому я, старый пердун, нужен, чтобы ружьё у себя держать?

— Ты, дядя Ваня, может, и никому не нужен. А вот когда в воздух пальнёшь, если что-то не так, то мы услышим и будем готовы к неприятностям.

Только тем и уговорили.

Эти почти две недели похолодания и нудных мелких дождей, кажется, окончательно погасивших пожар не нефтеперерабатывающем заводе (а может, там всё и само собой догорело) стали причиной роста численности населения района частной застройки. Обитатели многоэтажек с улицы Степана Кувыкина и с новых районов, поднявшихся на улице Менделеева, потянулись в частный сектор Колонии Матросова. Ну, не считая тех, кто жил в девятиэтажках, прилегающих непосредственно к зданию «ментовского института», построенного на месте той самой детской колонии, где перед войной отбывал срок Александр Матросов.

Только вглубь частной застройки, в сторону затона они старались не соваться. Видимо, «старожилы» напели в уши желающим обосноваться, что там живут какие-то «отмороженные бандиты», к которым подойти-то страшно. Не потому, что действительно нас боялись, а просто быстро сообразили: чем больше народа, тем меньше им достанется того, что можно «подчистить» в выморочных домах. И «толкнуть» на стихийном продовольственном рынке, образовавшемся в районе Монумента Дружбы.

Впрочем, к нам бежало из пропавших запахом смерти многоэтажек не так уж и много народа. Кто-то перебирался на дачи, находящиеся в пойме рек Белая и Дёма к югу от города, кто-то занимал дома частного сектора на горе между улицами Софьи Перовской и Пугачёва или селился в частной застройке, тянущейся вдоль речки Сутолока, впадающей в Белую как раз возле Монумента Дружбы. Основная же масса уцелевшего населения Старой Уфы, насколько нам известно, медленно, но верно переселяется в огромный массив «своих домов» в Нижегородке, пойменном участке излучины Белой, расположенном к западу от исторического центра города. Те, кто не уехал «на историческую родину», в башкирские сёла, из которых когда-то перебрался в столицу. Кто-то бежал, кто-то, смирившись с запахом, от которого в городе не спрятаться нигде, продолжал жить. Без света, без тепла, без водопровода. До чего же бывшие советские люди живучие, если требуется обитать в нечеловеческих условиях!

Закончив ремонт катера типа «Путейский», устанавливавшего когда-то бакены на фарватере, Григорий загорелся новой идеей.

— Нам нужен собственный буксир.

— Зачем? — удивился Андрей.

— А вдруг придётся что-нибудь ценное на барже притарабанить. А у нас уже есть, чем.

— А пассажирский теплоход тебе не нужен? Вон, у пристани городского порта стоит такой.

— Не, теплоход излишним будет. А вот буксир-толкач — самое то. Тем более, один тут неподалёку есть.

Он имел в виду ту сцепку пустой баржи и толкача, что застряла между опорами шоссейного моста на обходе трассы М5 и береговой отмелью.

— Данилыч, тут недалеко, мили четыре по воде будет. Если там движок в порядке, я за полдня обернусь. Зато представляешь, какая это вещь?

— Не представляю.

— Значит, увидишь.

В общем-то, занимать чем-то иным механика в день, объявленный выходным, было грешно, и брат махнул рукой. А Гришка, сблатовав Сергея, завёл мотор «Жулана», и их посудина через пару минут после того, как отшвартовалась от брандвахты, скрылась за поворотом Белой.

И ведь не соврал, зараза. Часа через четыре, мощно урча двигателем, громадина с гордой надписью «Волгарь-15» на ходовой рубке и прикреплённой перед ним баржей преодолела течение Уфы, сливающейся с Белой, и медленно вползла в затон. А следом, едва не вылетев на отмель (Серый несколько не рассчитал скорость течения вод Уфимки), в стоячие воды вкатился и «Жулан». Только если опытный судоводитель, управляющий буксиром, довольно смело прижался к берегу и побежал бросать якоря, то матрос с брандвахты так и остался болтаться посреди фарватера затона, дожидаясь, когда Гриша сойдёт на берег, надует резиновую лодку и переправится на «Путейский», чтобы вернуть его на «законное» место у борта брандвахты.

— Повозиться, конечно, пришлось, чтобы буксир от опоры «отклеить» и баржу с мели снять. Вон, видишь, вся краска на борту «Волгаря» ободрана. Был бы Серёга поопытней, так и без этого обошлось бы. Но, я тебе скажу, Данилыч, посудина того стОит, чтобы мы с ней е… мучились там, у моста. Двигатели как часики работают!

— Вы, мужики, как дети. Только у вас игрушки побольше, — махнула рукой на сожителя Светлана.

— Да ладно, Светка, не ворчи. Вот увидишь, пригодится нам когда-нибудь этот красавец.

— Да я, если и буду ворчать, то только из-за того, что Антошку за собой потащили.

— Не таскали мы его никуда. Он сам втихаря на «Жулан» пробрался. Интересно ему. Ну, и не возвращаться же нам, чтобы его высадить, когда он в рубку припёрся. Пусть учится! Может, из него со временем хороший моряк вырастет. Верно, Антоха?

— Да, дядь Гриша, — пропищал мелкий, очень довольный приключением, в котором принял участие.

Фрагмент 11

21

Честно говоря, новое «приобретение» нашего механика и судоводителя я расценил как наглядную иллюстрацию к поговорке «не было у бабы заботы, купила баба порося». Просто потому, что возня со швартовкой к соседнему причалу пустой баржи, подкраска борта буксира, рихтовка кое-каких повреждённых элементов ограждений и ремонт каких-то агрегатов заняли у Григория несколько дней. Одно хорошо — со всем этим он занимался с огромной охотой, с увлечённость мастера, отлично знающего своё дело. И пацан, для которого «капитан дядя Гриша» стал огромным авторитетом, постоянно вертелся рядом.

Шамиль с Юлей, разобравшиеся с нашими продовольственными запасами, зачастили на стихийно возникший рынок у Монумента Дружбы. Наш коммерсант вернулся в привычную «купи-продайскую» среду, и начал что-то «крутить», сбывая явные излишки и приобретая недостающее либо имеющееся в небольших количествах. Причём, насколько я обратил внимание, получалось у него очень неплохо. Особенно — если судить по серьёзно увеличившемуся разнообразию нашего питания.

— У него просто талант что-то купить подешевле и продать подороже, — похвалил мужика мой брат, знающий того пару лет. — Даже я, слушая, насколько убедительно он что-то доказывает, начинаю ему верить.

Но больше всего Мусихин удивил нас тем, что уболтал Григория скататься в город и вскрыть квартиру к Барисыча. Не только для того, чтобы похоронить владельца фирмы «Башинтерком» («Башкирская интернациональная компания») и его любовницу, но и… привезти учредительные документы, бланки, включая бухгалтерские, и печати конторы. Плюс всякие «мелочи», вроде компактной электрической пишущей машинки «Ивица», нескольких калькуляторов и редкого по нашим временам компьютера с принтером.

— Зачем тебе это? — удивился Андрей.