Брандвахта

— А без стрельбы никак нельзя было обойтись?

— Нет.

Узнает, узнает, что я натворил. Только не сейчас. Сейчас я и сам под впечатлением от устроенного мной беспредела.

— Мне напиться сегодня можно?

— Хрен тебе, а не алкоголь! Сначала грязи в рану нанесут, а потом им выпивку давай. Я антибиотиками тебя наколоть должен. Немедленно! А они с алкоголем дают самую непредсказуемую реакцию. Вплоть до комы и даже кирдыка.

Ладно, будем считать, что напугал.

— Всё, наложил я тебе швы. Начнут раны болеть — жри эти таблетки. А Надюшке не забудь сказать спасибо за то, что она не только хороший набор препаратов подобрала, но и инструменты с медицинскими материалами. Дренаж я тебе поставил, и его, и швы сниму, когда можно будет. Ну, а со сломанным ребром — мучайся, если не умеешь себя беречь. И радуйся, что пуля в тебя с большого расстояния прилетела, а не в упор.

— А ты откуда знаешь про расстояние?

— От верблюда! Думаешь, я ни разу стрелянных и ПМ не видел? Если бы шагов с пяти стреляли, то дырка у тебя бы и в лёгком была. И хрен бы я её смог достать.

Саня ушёл мыть руки, а Бивалькевич осталась меня бинтовать.

— Кто это тебя?

— Сипатый.

Пристальный взгляд почти чёрных глаз из-под прикрывающей волосы косынки мне в глаза.

— Мстить ездил?

— Да.

— Ему?

— Всем, кого смог найти.

— Спасибо, — послышался её тихий голос через несколько секунд.

— Не только ради тебя, старался, но и ради себя тоже. Надь, а это правда, что выпить нельзя? Боюсь, я свихнусь после того, что натворил.

— К сожалению, правда. Давай, я лучше тебе успокоительного и снотворного «пропишу».

— Ага. Как в анекдоте: мне таблеток от жадности, только побольше, побольше.

— Хорошо. Будет тебе максимально разрешённая суточная доза. Всё так жёстко было?

— Не жёстко, Надя. Жутко! Я же говорю: свихнуться боюсь, вспоминая.

Она набрал щепотку каких-то «колёс» и высыпала мне в ладонь.

— Пей. И иди спать. Минут через пять начнёт действовать.

Успел сходить в туалет и что-то ухватить на ходу на кухне. Пока давился под неодобрительным взглядом Ольги (недовольна тем, что я отказался от всего, чем она собиралась меня накормить), действительно почувствовал, что начали тяжелеть веки. А как упал в постель (какой там «упал»? Со сломанным ребром и начавшей отходить анестезией? Аккуратненько опустился!), почти мгновенно вырубился. Проснулся уже по темноте, вспоминая, что, вроде бы, приходила Надежда, чтобы поставить мне укол. В полуяви я, кажется, с её какого-то по счёту требования всё-таки повернулся на бок, но вколола ли они мне «дозу» или нет, сказать точно не могу. И лучшее в этом сне то, что никаких брызг крови, никаких разлетающихся ошмётков мозговой ткани, как я опасался, не привиделось.

Проснулся и почувствовал, что к моему боку под одеялом прижимается что-то тёплое и мягкое. Прильнувшее ещё плотнее, когда я попытался понять, что это. Точнее, кто, поскольку уже сообразил, что явно не стопка верхней одежды. А ведь эти формы я уже трогал!

— Фая? Почему ты здесь?

— Не спалось. А Надя попросила заглядывать к тебе, и, если ты не проснёшься часа через два, разбудить её.

Надя, значит, виновата?

— А зачем каждый раз бегать? Вот я и решила, что эти два часа побуду рядом с тобой. Всё равно ведь не спится.

И поэтому под ночнушкой даже трусиков нет. Хотя, конечно, я понятия не имею, надевает ли она их, когда ложится спать в своей каюте.

— Я ведь тоже переживаю, мне ведь тоже хочется побыть рядом с кем-нибудь…

— Ну, тогда побудь, — буркнул я, слезая с кровати и морщась от боли в сломанном ребре.

— А ты куда?

— Я же спал, хрен знает, сколько часов. В туалет хочу, аж из ушей плещется!

Негромкое хихиканье показало, что наше школярское образное выражение в Уфе хождения не имеет. Интересно, а анекдот про «мне нужно помочь другу, с которым я тебя познакомлю чуть позже», она слышала?

Ну, скажем, с этим «другом» она уже знакома. А вот стОит ли сегодня ей продолжать с ним знакомство? Только что ведь жену похоронил. А она — мужика, который, по её словам, ей нравится. Но ведь пришла. И явно не для того, чтобы просто подержать меня за ручку, грустно глядя мне в глаза. Вон, Саша Некрасов и не скрывает, что гулял от своей «лучшей на свете голубки» налево и направо, но ему это не мешало её любить. До сих пор любить, даже после её смерти. И я Наташу до сих пор люблю и, наверное, ещё долго любить буду. Становиться из-за этого монахом? Да какой, к чёрту, из меня монах после того, что я сегодня натворил? Как бы из ада, когда концы отдам, не выгнали за плохое поведение при жизни! И нечего паясничать, что мы, ради соблюдения приличий, «будем медленно и печально». Природа ведь, мать её за ногу, своего требует. Вон, еле помочился из этих самых проказ природы.

Всё-таки, похоже, я свихнулся из-за пережитого и устроенного мной, раз так рассуждаю. «А я сошла с ума! Какая жалость…» Хотя… Хотя психиатры говорят, что сумасшедшие не осознают своего сумасшествия. Как же мой случай, когда резко меняется восприятие добра и зла, хорошего и плохого, называется? Кажется, посттравматический синдром… Нет, случившийся не из-за пули в грудь, а из-за гибели чуть ли не на моих глазах, дорогих мне людей.

В то же время, для меня это, всё-таки, не первый и не самый ужасный случай. Тот же апокалипсис был куда кошмарнее и по масштабам, и по последствиям. Почему тогда меня именно теперь так шарахнуло по мозгам? Объяснение вижу только в одном: какой бы гибкой ни была человеческая психика, но и у неё есть пределы эластичности. Похоже, я своего достиг. И сорвался. Чем только усугубил ситуацию. Проспал часов двенадцать, и стал чуть более нормально мыслить. И понял, что прежним уже больше не стану.

Нет, надо заканчивать с этими копаниями в собственной душе! Иначе точно не отделаюсь посттравматическим синдромом!

Нафикова ускользнула от меня перед рассветом. Отсыпаться. Хоть у нас ничего и не было (попробуйте трахаться, когда каждое шевеление отдаётся болью в груди), просто лежали и говорили. Она ускользнула, а я следом шмыгнул на кухню: жрать хотелось неимоверно! Мало того, что вчера почти ничего не ел, а последние съедобные крохи упали мне в желудок хренову тучу часов назад, так и ещё наложилось то, что организм требовал «стройматериалов» для заживления раны и восполнения потерь крови. Набил брюхо тем, что нашёл, и пошёл на палубу курить.

Светало. Судя по почти безоблачному небу, погода действительно налаживается. По крайней мере, несколько тёплых дней у нас впереди. Потом, конечно, снова пойдут дожди, но хоть какая-то передышка между ними появилась. А там и к зиме готовиться нужно будет: вон, жёлтых листьев на деревья, растущих на перешейке между «нашим» озером и Белой, всё больше и больше. И за столом на палубе уже не посидишь поутру в одной футболке: прохладно. Очень прохладно!

Ко мне выбрел полусонный Васёк.

— А ты чего подскочил?

— Не спится, — буркнул тот, поёживаясь. — А чё так холодно-то?

— Так ведь сентябрь на дворе. Осень. Не мёрзни, иди в каюту, а то Ритка проснётся, тебя потеряет. С ней теплее.

— Все уже знают, — недовольно пробурчал пацан. — А может, она просто у меня спит, потому что за меня переживает?

— Вась, да что ты оправдываешься? Взрослый же уже. Кончатся у неё сегодня-завтра «те самые дни», и мужчиной уже станешь. Вот и привыкай быть мужчиной и в словах, и в делах.

— Вот я и хочу быть им. В делах… За сестру отомстить хочу! — помолчав, выпалил он.