Брандвахта

— Забудь.

— Почему это? — взвился он. — Почему я не могу совершить по-настоящему мужской поступок? Как я могу быть настоящим мужчиной, если ты запрещаешь мне его совершить?

— Потому что поздно. Некому больше мстить.

Васька растерянно посмотрел на меня. На мою чуть скособоченную от боли в груди фигуру.

— Расскажи!

Я покачал головой.

— Я этого не хотел бы даже на Страшном Суде вспоминать. Тебе достаточно знать то, что от почти всех, кто в той или иной мере виноват в смерти твоей сестры, даже трупов не осталось. Дым от пожаров вчера в районе Колонии Матросова видел? Вот в этих пожарах их тушки и сгорели. Всё, переключай свою думалку на какие-нибудь другие, полезные дела.

— Например?

— Например, как нам пережить скорую долгую зиму и не свихнуться от безделья.

48

Настал день — навалились заботы, потихоньку вытеснившие из головы дурные мысли. Сразу после завтрака на мне испытал командный голос наш доктор, с первых же дней получивший врачебную практику (напомню, что у нас ещё и Иван Романович охромел после того, как получил несколько дробин в бедро).

— Больной, пора на перевязку!

Как я заметил, он уже начал «реформы» в «медкабинете», организованном Бивалькевич ещё в первые дни после её появления на брандвахте. У Нади ведь, учитывая её специальность, больше теоретические знания в медицине, а у него — именно практические. Пусть и собственный приём в поликлинике не вёл, но как должна быть устроена и оборудована процедурная, совмещённая у нас ещё и с приёмной, знает отлично.

Состояние раны он оценил как нормальное. То, что она побаливает и тянет, он тоже посчитал нормальным явлением.

— Главное — чтобы боль была не дёргающей, и никакие «тараканы» в ней не «бегали», — процитировал он выражение о возникающих ощущениях какого-то из известных только ему больных.

Но запретил и мне, и Деду отправляться в затон вместе с нашими «водоплавающими». Ему — из-за того, что клал его «на операцию»: вынимать из бедра сидящие там дробины, поскольку Бивалькевич, оказывавшей первую помощь Кречетову, пока было не до этого.

Дело в том, что мужики за позавчера и вчера всё-таки сконструировали устройство, которое позволит нам «подползать» ближе к берегу и «отползать» от него, когда требуется то или иное. И им нужно было сплавать в Кузнецовский затон, чтобы привезти всё необходимое. Вроде, обещают справиться и вдвоём. Только идти придётся не на «казанке», а на «Жулане». Нет, не вдвоём, а втроём: как же без «юнги» Антошки-то?

Оказывается, пока я вчера сначала злодействовал, а потом дрых без задних ног, мужики обследовали прилегающую к нашей новой стоянке территорию. Весь полуостров восточнее стоянки, вплоть до выхода из озера в Белую, и местность западнее, до самого дальнего, самого маленького из пяти озёр цепочки бывших песчаных карьеров. Там, у предпоследнего карьера, перешеек между рекой и ним вообще сужался метров до сорока. И если бы у нас была возможность выделить людей для организации передового поста, то именно в этом месте следовало бы его организовать. Но… Но нет у нас для этого народа. Физически нет! Потому и придётся те полторы-две недели, в которые ещё брат оценил время пребывания нашего «Ноева ковчега» в укрытии, защищаться от незваных гостей водной преградой. А роль «часового» будет выполнять бегающий по палубе Шарик.

После случившегося в Колонии Матросова меня лично очень радовало то, что теперь мы довольно далеко от ближайшего населённого места. По прикидке, сделанной по всё тому же атласу автодорог, по этим самым технологическим дорожкам, с учётом излучин Белой, до самой крупной деревни в окрестностях, Чесноковки, километров пять с половиной. До Зубово, расположенного уже за Оренбургским трактом, четыре с половиной, а до Лебяжьего и примыкающих к нему садов, тоже за шоссе, чуть больше четырёх. Для бешеной собаки, конечно, и семь вёрст не крюк, но, чтобы обнаружить нас здесь, принять решение о проверке, кто это тут к ним «присоседился», нужно время. Учитывая же, что по некогда очень оживлённой «Пекинке» теперь за день проезжает одна-две машины, ещё минимум денёк до этого момента у нас есть. Потому я и ограничился в качестве охранника для женщин, отправившихся на «полуостров» за грибами, одним Васьком, вооружённым пистолетом.

Да! За грибами! В лесу, растущем на нём, ребята вчера обнаружили сыроежки, вылезшие после недавних дождей. Прежнее место всё-таки было в черте города, и всё, что находили в тамошнем лесу, относилось, в основном, к категории «поганки». А тут — самые настоящие съедобные! Мало того, их, в полном соответствии с названием, можно есть даже сырыми. Ну, до этого мы не дойдём, будем жарить, но такой деликатес (в наших условиях) упустить нельзя!

А ещё… А ещё барышень наших надо выгуливать. Чтобы хоть как-то сдержать заложенный в их натуре инстинкт превращения любого женского коллектива в клубок змей, норовящих покусать друг друга при первой же возможности. Я сегодня ночью наслушался от Фаи, кто из них кого недолюбливает, кто кому что сказал, кто на что обиделся. От безделья это всё. И от того, что основную часть суток им приходится топтаться на одном «пятачке».

Вернулись они повеселевшие, вдохновлённые. Приволокли, в общей сложности, пару пакетов грибов. И не только сыроежек. Были среди них и такие, которые я, ходя «на тихую охоту», не брал, не зная, как готовить. Городская жительница Бородина, взявшаяся варить грибной суп и жарить грибы с картошкой, тоже очень засомневалась, но тут вылезла Вафина, совсем уж «загнанная под шконку» из-за истории с Шамилем и Фельдман, которая взялась готовить их. Главное — чистка и мойка грибов прошла без кислых физиономий и «косяков» друг на друга. Ничего, я вас ещё на рыбалку подсажу!

На перспективу озера для рыбной ловли я обратил внимание, ещё когда «Волгарь» тащил брандвахту на место её нынешней стоянки. Озеро по местным меркам достаточно крупное, рыбной мелюзги, как я заметил уже на стоянке, много, судя по всплескам, щучка и крупный окунь водятся. Так что завтра днём я просто с удочкой посижу, а уж к вечеру мы с Васей поставим на пробу одну из сетёшек, «прихваченных» когда-то из охотничьего магазина.

Тарахтение движка «Жулана» выгнало на палубу практически всех: ну, мало, мало у нас «развлечений», и даже столь незначительное событие привлекает всеобщее внимание. Ещё ничего не известно о том, как прошла вылазка, но по лицам ребят видно, что ничего чрезвычайного не случилось.

— Ты чего там такого натворил, что от нас люди шарахаются? — закончив со швартовкой и перебравшись на борт брандвахты, задал мне вопрос Гришка.

Надо же, какими впечатлительными оказались обыватели с района Колонии Матросова! Они же даже не видели того, что было внутри сгоревших домов. И вообще должны радоваться тому, что я избавил их от самой отпетой алкашни, с которой у них ещё было бы проблем — выше крыши. Но разглагольствовать на эту тему не стал. Просто проигнорировал вопрос.

— Ты лучше скажи, что с мазутой на реке и в затоне?

— Кажется, чуть поменьше по реке тащит. Но затон полностью забит плёнкой. По берегу её уже целые валики накопились, песок пропитали гадостью.

Хреново. Очень хреново. Мало того, что кирдык птицам, севшим на гладь затона, рыбе, которая в его глубине начнёт задыхаться из-за прекращения обмена кислородом с атмосферой, так ещё и вода будет вонять нефтепродуктами не одну неделю, даже когда нефтяную дрянь с поверхности всё-таки унесёт в реку.

— Люди говорят, что приезжали какие-то перцы из «Цветов Башкирии». С наездом. Требовали вернуть награбленные у них муку и крупы.

Проснулись, блин! Сколько уже времени прошло, а они только раздуплились.

Впрочем, скорее всего, радиофобия и их затронула. Пока истерили, пока восстанавливали порядок среди несбежавших и заново организовывали охрану элеваторов и поселения, пока разобрались, что не было никакого ядрёного взрыва и радиоактивного заражения…

— Ну, и что они этим перцам ответили?

— Перевели стрелки, — заржал Григорий. — На сбежавших из города, на Сипатого, которого ты грохнул, и на нас. Типа, что-то увезли с собой, львиная доля награбленных запасов сгорела в хате «предпринимателя» и хатах алкашни, которые он использовал под склады. А мы и вовсе куда-то слиняли по реке, увезя с собой остатки. Им же вообще почти ничего не досталось, поскольку они в том набеге не участвовали. В общем, не обижайте, люди добрые, не забирайте последние корочки хлеба. Мы в затон пришли, когда «цветоводы» уже там покрутились, убедились, что нас и след простыл, и восвояси убрались.