Братик
Шрифт:
Монах порылся в котомке огромной, что с собой всюду таскал, достал свёрток и протянул серый предмет, отряхнув его от крошек каких-то, князю.
Юрий отошёл, сел на воз, и попробовал его развернуть. И ничего не получилось. Ткань не только оборачивала прямоугольный предмет, но ещё и зашита была. Рвать ветхую ткань Боровой почему-то не решился, пришлось идти назад к монаху и просить у него нож.
В результате всё-таки подарок митрополита был извлечён на свет божий. И сразу стало понятно, почему такие меры предосторожности предпринимал владыко. Это была книга, даже скорее брошюра. Тоненькая совсем, листов на пятьдесят. И бумага была паршивая серо-коричневая и печать была какая-то смазанная, и диаграммы кривоватые и тоже плохо пропечатаны. НО! Это был учебник по шахматам. И это при том, что митрополит недавно ещё совсем
Книга была на латыни. Юрий Васильевич этот язык изучать с помощью брата Михаила начал, но похвастать великими достижениями пока не мог. В изучении языков ведь что главное — стимул. Нужно чтобы это было интересно и необходимо самому изучающему, а какой уж преподаватель попадётся вопрос второй. Так Боровой пока не осознал, что ему кровь из носа латынь нужна. Ну, может хоть теперь засучит рукава.
Разглядывая диаграммы с описанием игр и потом в конце задачи, Юрий Васильевич подумал, что ведь и он может такую книгу написать. Более того, он, если напрячься, вспомнит изучаемые в детстве в шахматной школе всякие интересные дебюты игр, которые только через четыре сотни лет состоятся. И вот если такую книгу напечатать на латыни, то в Европе она будет нарасхват.
И кстати, в этом деле есть подвижки. Пересветов показал ему письмо от своего знакомого из Кракова, который сообщал, что переговорил с несколькими книгопечатниками и один из них согласился на несколько лет приехать в Москву и основать там печатную мастерскую. Он является учеником того самого Каспера Штраубе, про которого Пересветову и Юрию Васильевичу говорил брат Михаил. И он тоже немец. Йоганн Шеффер. Обещал до зимы быть на Москве с отлитыми красивыми литерами.
— Так они на латыни?! — махнул рукой Юрий, — хотя если продавать книги в Европе, то латынь и нужна, а русские буквицы отольёт, раз литинские смог. Главное, чтобы не передумал и приехал. Уже столько планов на типографию и один лучше другого.
Событие шестьдесят пятое
А надо будет этого товарища на заметку взять. Монстр. Не хуже Бороздина умеет работать. Дворецкий углицкий и калужский князь Репнин Пётр Иванович развернулся не шутку. Из Калуги, где в принципе делать особо и нечего было, Юрий Васильевич в сопровождении младшего двоюродного братца на третий день выехав в Кондырево. Прибыли туда, а там праздник какой-то отмечают. Пир горой. Оказалось — это Репнин затребовал со всех соседних городов, что являются наследством Юрия Васильевича служилых дворян с холопами на строительство засеки. И вот люди прибыли и включились в работу. Ну, холопы боевые включились, а сами дворяне затеяли охоту, набили полно разной дичи, и вот теперь обмывают эту удачу на полянке возле почти достроенной церкви, невдалеке от завода стекольного.
Сначала Юрий Васильевич хотел разозлиться, мол только этих «охотников» ему тут и не хватало. Но вполне трезвый сотник Скрябин, тут же ошивающийся, сообщил, что дюже проворно стали теперь засеку строить. Пить отрок не собирался и решил инспекцию учинить. И остался увиденным доволен. Несколько сот человек валили лес, копали ров и топорами срубали лишние сучья у деревьев. Уже почти заканчивали создавать заграждение. Из двенадцати вёрст до Угры прошли восемь с половиною. Так за седмицу ещё и закончат. Тут с какой стороны не смотри, а иметь засечную черту перед его производствами лучше, чем не иметь.
В Калуге же Юрий Васильевич проверил первое в России медицинское училище. Для него на территории Кремля срубили
двухэтажный дом, и занятия теперь в нём проводились. Занятия… М… Ну, полезные, наверное. Присланный митрополитом монах молодой читал взрослым мужам книжку. Выглядело это презабавно. Читал этот товарищ на греческом. Прочтёт абзац, а потом глотнёт сбитня и начинает переводить. Книга точно про медицину. Юрий Васильевич подошёл и глянул на огромнейший фолиант на пергаменте с деревянными обложками, кожей обтянутыми. Эту книгу как оружие использовать можно. Если дать ею по башке, то она внутрь живота провалится. Называлась книга: «Сборник Гиппократа» («Corpus Hippocraticum»). Сейчас она было открыта на главе «О природе костей».Ну, а чего. Знать Гиппократа — полезно. А не знать — вредно. Уж всяко полезнее, чем не знать. Да там лишнего и вредного много, полно заблуждений. Однако, полезного тоже вагон и маленькая тележка, а заблуждения он потом объяснит. Практических занятий из-за отсутствия раненых сейчас нет, так что пусть теорию изучают. Следующим уроком у учеников было травничество. Застенчивая женщина лет сорока шептала себе под нос про какие-то травки и от чего оне помогают, и когда их нужно собирать. Если бы не монах, который сидел рядом и всё это аккуратно записывал свинцовым карандашом, то можно сказать, что и впустую всё это. Женщина явно не привыкла лекции читать и попросту опасалась этих воинов, что ей в ученики дали. Стояла зажатая вся и глаза в пол.
— Ничего, всё будет хорошо. Я записываю, потом непонятные вещи вечером переписываю, а на следующий день уже вновь мужам сим читаю и все поясняю. Много чего и у Гиппократа есть из того, что Ксения говорит, но есть и про наши травки. Хорошая травница. У нас в монастыре травник и половины того, что она говорит не знает. Хорошая травница. Наградить её надобны бы, — Брат Михаил еле успевал за братом Мефодием записывать.
— А ты всё записываешь? Потом как-то по болезням раскладываешь, сортируешь или всё подряд так и рассказываешь? — глянул в «конспект» монаха Юрий Васильевич. Конспект — это листы, сшитые ниткой. На них красивым почерком написана… галиматья. Сложно к современному письму без пробелов между словами привыкнуть. И самое интересное, что разделять слова буквицей «ер» придумали, а до более простого — разделять пробелом додуматься не могут. Ну и полно «лишних» букв с непривычным глазу написанием, глаз за них цепляется и сосредоточенность на тексте пропадает. Галиматья, одним словом.
— Пытаюсь, княже. От живота травки отдельно, от хворей от простуды, от ломоты в костях.
— Брат Михаил, — прочитав его писульку решил Юрий, ты потом возьми у брата Мефодия листы, я прочту. Мне тоже полезно знать будет.
«Ну и нужно ересь будет отсечь», — это уже про себя, — а то ведь сто процентов будет про Разрыв-траву, плакун-трава, одолень-траву и прочие цветущие папоротники.
Событие шестьдесят шестое
Федька Громов, высунув язык от усердия, сидел над листком бумаги и гусиным пером выводил на нём буквицы. Не просто так выводил — письмо домой отцу писал. Грамоту Федька разумел немного и до приезда в Кондырево. Отец учил. Правда от той учёбы отцовой голова у Федьки сильно болела. Чуть что не так он напишет или скажет и тут же от родителя по затылку затрещину получал. По этой самой причине, когда им объявили, что их кроме всего прочего будут грамоте и счёту учить, Федька пригорюнился, он то надеялся, что избавился от подзатыльников и здесь только воинскую науку ему постигать придётся. А теперь вот опять буквицы карябать.
Но учившие их два монаха брат Михаил и отец Парамон редко отвешивали подзатыльники, в основном за то, что переговариваться отроки между собой на уроке начинали. Учили их монахи не только письму, но и счёту. При этом отец Парамон учил русскому счёту, где числам буквы соответствовали, а брат Михаил арабскому счёту, где цифры чудные были. Сначала путались многие, но через месяц отроки и сам Федька разобрались и теперь писали цифры не путая их. На вопрос же князя Юрия Васильевича какой счёт лучше, все до единого загудели, что арабские цифры понятнее и складывать и вычитать с их помощью гораздо удобнее.