Братство Астарты

Окружение Василия подобострастно захихикало, но большинство в зале шутку не оценило, зато Зоя, впившись взглядом в лицо Навруса, наслаждалась ненавистью, источаемой ее врагом. На ее хорошеньком кукольном лице замерла садистская гримаса, а слова наполнились ядом:

— Не тот ли это кастрированный старый петух, что подобрал и подкармливает из жалости наш отец?

Это было уже прямое оскорбление. Наврус обязан был ответить. Он понимал, что его специально втягивают в скандал, но ничего не мог поделать — ярость захлестнула его:

— Кому, как ни вам, Ваше Высочество, разбираться в петухах и павлинах, ведь у вас вся свита из них состоит.

В зале повисло напряжение тщательно сдерживаемого смеха. Золотую молодежь из гвардейской конницы в армии недолюбливали. Маленькое лицо Зои стало похоже на мордочку озлобленной собачонки, которая вот-вот оскалится и зарычит:

— Зависть — это плохо, Наврус. Не надо завидовать настоящим мужчинам, даже если ты сам жирный кастрированный уродец!

Принцесса никогда не отличалась деликатностью, но и Фесалиец тоже завелся:

— Бог всем нам чего-то не додал: кому красоты и здоровья, кому доброты, а кое-кому он явно поскупился на мозги.

Василий стоял весь бледный, стараясь подобрать хоть какие-то слова, а Зоя, чьи истерические припадки стали настоящим кошмаром для дворцовой челяди, смогла лишь прошипеть в ответ:

— Оскорбление высочеств и императорской гвардии при свидетелях! Думаю, такое, Наврус, тебе с рук не сойдет!

Легаты и секретари штабов, видя, что дело принимает скверный оборот, потянулись к выходу. «Попасть под горячую руку? Нет уж, благодарим покорно!» — говорили их затылки. Наврус почувствовал пустоту за спиной, да и под ногами тоже. Константин сам никогда не стеснялся в выражениях по отношению к своим отпрыскам, мог и ударить, если те попадались в моменты ярости, но ото всех других требовал жесточайшего исполнения этикета. Проявление неуважения к семье — в любой форме — могло стоить не только карьеры, но и жизни.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Михаилу надоело быть сторонним наблюдателем, и он решил принять участие в забаве.

— Я не слышал никаких оскорблений. Напротив, мне кажется, именно ты, Зоя, ведешь себя как тупая злобная сука! — Стянув губы в хищной ухмылке, он просмаковал еще раз, медленно и со вкусом: — Как злобная сука!

Последние слова упали в толпу, как капля катализатора в раствор, мгновенно ускорив стремление почтенных командиров покинуть шатер. Никому не хотелось оказаться втянутым в битву титанов, поскольку ничего, кроме неприятностей, она не сулила.

— Что! — Зою сорвало окончательно, и голос превратился в настоящий вой: — Кого это ты, ублюдок цирковой шлюхи, назвал сукой!

Василий и его свита схватились за пояса, где обычно висело оружие, но на Михаила это не произвело никакого впечатления. Невысокий, на пол головы ниже Василия, он слыл первоклассным бойцом как на фехтовальной дорожке, так и в борцовском зале. Приятные черты лица Михаила испортила злая гримаса:

— Хочешь, чтобы я отлупил тебя и твоих павлинов, как в прошлый раз?

Неприятные воспоминания отразились в глазах Василия, его взгляд заметался, пересчитывая своих и чужих. Подсчеты явно оказались не в его пользу, и он поднял руку, успокаивая свой эскорт:

— Позже! Позже, друзья мои! — И добавил еле слышно, едва шевеля губами: — Придет время, и мы за все поквитаемся!

— Трус! — Зоя, оттолкнув брата выскочила вперед. Она еще не знала, что будет делать, но бешеная ярость, клокочущая внутри, требовала выхода. Выход нашелся в древней амфоре, стоящей на постаменте за троном. Ни на миг не усомнившись, хрупкая девушка метнула дорогущую керамику в голову ненавистного родича.

Несмотря на неожиданность, Михаил увернулся, и тысячелетний фарфор, врезавшись в шатровый столб, со звоном разлетелся на тысячи осколков. Грохот разбившейся амфоры и последовавшая за тем гробовая тишина вернули Зою в реальный мир. Она извиняюще взяла брата за руку и бросила Михаилу в лицо:

— Будь уверен, в следующий раз я не промахнусь!

Пытаясь скрыть растерянность, Михаил с ледяной улыбкой процитировал дворцового поэта:

— Глупец, кто рядом со змеей ведет себя беспечно!

В его памяти все еще стояли безумные, полные ненависти глаза Зои. Он смотрел на своего брата и сестру так, словно увидел их впервые. Внезапное откровение, словно ослепило его: господи, да они меня ненавидят! Будь у нее нож… Они донимали и били его в детстве, пока были сильнее, потом он научился давать сдачи, драки становились все жестче и жестче до того дня, пока он не победил. Тот день они трое запомнили навсегда: у него было расцарапано и залито кровью все лицо, у Василия сломан нос и два ребра, а у Зои рука висела, как плеть. Он и в будущем никогда не жалел в драке ни брата, ни сестру — но ненавидеть? Нет. Ненависти у него не было. Это же игра. Кто сильнее, кто быстрее. Ему хотелось закричать: «Очнитесь! Это же игра! Очнитесь, придурки!»

Внезапно под сводами шатра прозвучал властный бас логофета императорского двора:

— Великий базилевс приказывает своим детям, командующему армией и всем легатам немедленно оставить царский шатер и приступить к подготовке штурма. Штурм начнется завтра с восходом солнца.

Варсаний замолчал, и под его пристальным взором хрупкий мир царской семьи, только что грозивший расколоться, как лежащая на полу амфора, сжался, покачнулся, но в очередной раз устоял.

Глава 25

Приподняв полог, из палатки высунулась башка со всклокоченной рыжей шевелюрой. Палатка была такой низкой, что обладатель огненных волос, с ругательствами и проклятьями на всех местных языках, полз на карачках до тех пор, пока не уткнулся в походные офицерские сандалии с закованным носком.

— Не понял... — только и успел пробормотать рыжий, прежде чем четыре здоровенные ручищи выполнили прогремевшую откуда-то с небес команду:

— Поднять это дерьмо! Вождя этих дикарей сюда, немедленно!

Командующий первого легиона тяжелой императорской пехоты легат Клавдий Агриппа просто кипел от ярости. Утро было паршивым — раз! Он терпеть не мог вспомогательную варварскую конницу — два, и кто-то должен был за все это ответить — три! К тому же ему, как назло, досталась схола из наемников-вендов, и если всех остальных варваров он просто презирал, то с вендами у него были особые счеты. Поговаривали, что когда-то, еще будучи комитом когорты, он встал на пути набега вендов на Северию, но они его обманули и обошли. Пехота попала между двух огней, когорта понесла большие потери, а варвары разграбили провинцию. Говорили так же, что только тяжелое ранение и хлопоты сановной родни спасли его тогда от гнева императора.