Братья Дуровы

событию. Даже если бы впереди каравана не ехала колясочка с

впряженной в нее свиньей, и на колясочке не красовался плакат:

«Клоун Анатолий Дуров», и вездесущие мальчишки не кричали на

всю улицу: «Дуров!.. Приехал Дуров!», то и тогда бы стоустая мол¬

ва разнесла бы по всему городу эту радостную весть.

Цирк полон. От кресел в первом ряду до последних мест на галер¬

ке, почти под самым куполом, ползет шепоток: «Уж он им пока¬

жет...» «Им»—это, конечно, местному начальству, нерадивым «отцам

города», а может, самому губернатору, а то подымай еще выше...

Первое и второе отделения служат будто прелюдией к тому тор¬

жественному моменту, когда шпрехшталмейстер перед строем уни¬

формистов (ради такого случая униформистами выходят все артисты

труппы), победоносно оглянувшись вокруг и делая ударение на

каждом слоге, возгласит: «А-на-то-лий Ду-роввв!..»

Цирк дрожит от аплодисментов. Оркестр играет туш. На арене

показывается он — кумир публики. Лицо его без грима. Парчовый

костюм, как всегда, увешан медалями, жетонами, сияющей звездой

эмира. Приветственно подняв руки над головой, с широкой улыбкой,

раскланиваясь на все стороны, он обходит вокруг арены.

Стихает цирк. Все напряженно ждут, что скажет, что сделает лю¬

бимый клоун? И он начинает читать свой монолог. Голос и дикция

его чисты, интонации богаты, каждое слово доходит до слуха и

сердца.

Клоун показывает живые карикатуры. Животные и птицы оли¬

цетворяют разные типы людей. Вот толстяк пеликан важно шагает

по арене, пока не замечает еще более важного бульдога. Птица тот¬

час пригибается, ползком приближается к надменному псу.

— Эх, ты, подхалим-чиновник, пресмыкаешься перед начальст¬

вом...— замечает клоун.

Жирная крыса, конечно, изображает вора-интенданта. Свинья

многолика: то в роли алчного взяточника-городового, то губернатора

и даже министра, если находится к тому повод в газетах. Даже для

верблюда отыскалась подходящая роль: на одном его горбу надпись

«водопровод», на другом— «канализация».

И сразу новая реприза. Униформист выносит большие картонные

буквы, строит из них слово «доклад». Дуров говорит: «Наши минист¬

ры ежедневно делают доклад и получают за это оклад». Убрав первые

две буквы, продолжает: «Для бюрократов наш режим — клад». Сни¬

мает еще буквы: «Правительство старается, чтобы был лад». Отбра¬

сывает «л» и заключает: «На самом деле на Руси у нас — ад!»

Еще не утих смех, а клоун появляется с горшочком с землей, бе¬

рет ее пригоршнями, разбрасывает вокруг.

— Что вы делаете, господин Дуров? — спрашивает шпрехштал-

мейстер.

Он отвечает:

— Это горшочек земли для крестьян. Землицей их оделяю...

Клоун работает в таком темпе, что ни на минуту не дает угаснуть

смеху. Шутки, каламбуры, забавные розыгрыши какого-нибудь до¬

верчивого зрителя держат публику в состоянии неослабевающего

внимания. И как он находчив!

Когда клоун упомянул поговорку: «От великого до смешного

один шаг», подвыпивший господин в кресле первого ряда попытался

сбить его своей репликой:

— А какое расстояние от Дурова до дурака?

Дуров подошел к нему и, глядя в упор, ответил:

— Тоже один шаг!

На выдумку Дуров неистощим. Иногда он выступает и как

акробат, ходит на высоченных ходулях, а то прыгает через десяток

людей, делая в воздухе сальто-мортале.

Балагур, остряк, блестящий импровизатор, Анатолий Дуров был

также мистификатором, романтиком, любил создавать вокруг своего

имени легенды. Улица тихого провинциального города замирает, ког¬

да вдруг он появляется в щегольском сюртуке со звездой на груди,

с бриллиантами в галстучной заколке и в перстнях, в окружении

свиты богатырей-телохранителей и уродливых карликов. Ни дать, ни

взять новый граф Калиостро!

Прихотливая фантазия не мешает практичности. Определенную

плату за свои выступления он отвергает, а берет половину общего

сбора. Директора цирков беспрекословно соглашаются с таким тре¬

бованием: участие Анатолия Дурова в программе в любом случае

обеспечивает двойной доход.

Причудлив характер клоуна. Директор Саламонский, желая

польстить, как-то написал ему в альбом «Дуров — полубог цирка».

— Господин Саламонский, вы, по-видимому, считаете, что есть

клоуны, которые могут превзойти меня? — резко возразил «полу¬

бог».— Кто же, по вашему мнению, бог?

Директор не ответил. Возможно, он ставил на первое место

итальянца Густаво Фрателлини, который гастролировал в его цирке.

Во всяком случае, Дуров вознегодовал. Кто из самых прославленных

клоунов мог оказаться сильнее его: Танти-Бедини, Фрателлини,

Вельдеман? Спор разыгрался не на шутку.

Предприимчивый Саламонский только потирал руки, наблюдая

этот конфликт. И директор придумал своеобразное бенефисное пред¬

ставление. Газеты оповестили о предстоящем примирении сторон на

арене. Билеты на акт публичного примирения были расхватаны.

Что же на самом деле произошло? Дуров, Фрателлини, Таити

и Вельдеман с разных сторон вышли на середину арены. Обменялись

холодными поклонами, пожали друг другу руки и каждый в том же

порядке вернулся за кулисы.

Поднялась суматоха, послышались возмущенные крики. Все по¬

няли, что перед ними был разыгран ловкий трюк. Враждебный ла¬