Братья Дуровы

именно в обличительной силе выступлений Владимира Дурова —

первопричина всенародного его призвания.

Такой лекции в Политехническом музее в Москве еще не бывало.

Амфитеатр в большой аудитории заполняет не обычная публика. Не

студенческая молодежь, а те, кто посещает премьеры в театрах, вер¬

нисажи выставок модных художников, громкие процессы в залах

суда.

И что совсем неожиданно — раскаты неудержимого хохота часто

оглашают стены аудитории. Иногда смеется и сам лектор, стоящий

на кафедре. Удивляться тому не приходится: он читает лекцию, по¬

священную теории смеха.

— Я служу смеху, — говорит лектор. — В течение многих лет я

приношу бескровные жертвы этому милому, доброму, веселому богу,

и он позволяет мне в часы досуга познавать его. И я хочу поделиться

результатами этого познавания с той самой публикой, которая, может

быть, не раз смеялась моим бесхитростным шуткам.

Глубокая наблюдательность, умение делать серьезные выводы и

обобщения, действительно, придают рассуждениям лектора научный

характер. И взрывы смеха в аудитории вызываются отнюдь не

шутовством, а юмором, каким он окрашивает некоторые свои приме¬

ры и мысли.

Анатолий Леонидович Дуров стоит за кафедрой в безукоризненно

сшитом сюртуке, без парадной ленты, которую привыкли видеть на

нем зрители цирка. Большие глаза смотрят пытливо, задумчиво, но

время от времени в них вспыхивают озорные, лукавые огоньки.

И трудно сказать, чего же больше в этих глазах — веселости или

грустной думы?

Лектор анализирует и классифицирует различные формы смеха:

от простого, ясного смеха детей до иронического, саркастического,

сардонического, свойственного тонким, изощренным натурам.

А сколько, говорит он, еще есть других, промежуточных видов и от¬

тенков смеха, выражающих душевное состояние и характер человека,

например, добродушный, беззлобный смех, сочувственно-дружеский,

поощрительный, угодливо-подхалимский, злой, веселый, радостный...

Бывают формы более сложные, когда смех имеет определенное на¬

правление и намерение, тогда он — насмешливый, ехидный, прене¬

брежительный, презрительный или высокомерный.

Дуров с его докторальным тоном и манерами может сойти за про¬

фессора, читающего научный доклад. Но вот артист касается смеха,

основанного на воображении, и свою мысль образно, в лицах иллюстри¬

рует комичным примером.

— Однажды, — говорит он, — моя жена наблюдала такой случай.

Она сидела в ложе цирка, а в соседней ложе находился толстый госпо¬

дин, по-видимому, очень смешливый. Когда я появился на арене, меня

встретили улыбками и аплодисментами, кто-то сказал толстяку:

«Это — Анатолий Дуров». И едва я открыл рот и произнес первое

слово, он сразу залился неудержимым смехом. Когда же у него при¬

ступ кончился, и в это время начала смеяться публика, он принялся

узнавать: «А что Дуров сказал?» Таким образом, он смеялся авансом,

еще не слыша ни слова, но веря, что я непременно рассмешу...

Резкие переходы от юмора к серьезным выводам делают лекцию

живой, увлекательной. Природа смешного, по мнению лектора, осно¬

вывается, во-первых, на неожиданности, во-вторых, на несообразно¬

сти с обычными понятиями и, в-третих, на ожидании благополучного

конца. Все анекдоты только тогда производят желаемый эффект, ко¬

гда удовлетворяют этим требованиям.

— Установив эти три основные мачты на нашем корабле, мы мо¬

жем пуститься в свободное плавание, — заключает Дуров и тут же

приводит пример.

Когда в цирке убирают с арены ковер, выбегает рыжий, суетливо

ко всем пристает, всем мешает, в конце концов будто случайно попа¬

дает в середину ковра, его заворачивают и уносят. Зрители покаты¬

ваются от смеха именно потому, что никак этого не ожидают, так как

человека обычно не заворачивают в ковер. Вместе с тем все уверены,

что рыжий там не задохнется и его благополучно извлекут.

— Это смех примитивный, грубый, — говорит лектор, — но те же

самые условия заключаются в более сложных примерах... Как бы то

ни было, несравненное благо в способности вызывать смех, и как мы

должны высоко ценить, беречь и развивать эту способность!

Но искусство смеха — не всегда радость, и творить смех далеко не

всегда весело. Как и во всяком искусстве, тут есть своя лабораторная

работа.

Входя в такую лабораторию, мы прежде всего должны помнить,

что здесь главную роль играют талант и напряженный труд. Только в

союзе этих двух божьих даров — таланта и труда — может получить¬

ся художественное создание.

— Разве недостаточно быть веселым и радостным, чтобы своей

веселостью и радостью заражать других? — задает вопрос Дуров и

отвечает: — Вот жизнерадостный, веселый лицедей выступает перед

публикой. Он искренне старается смешно ходить, говорить, жестику¬

лировать, мимировать, и в первый момент ему удается захватить вни¬

мание, даже нравиться, но очень ненадолго. И это оттого, что в его

веселых движениях нет творчества, нет искусства. Кончается карье¬

ра такого лицедея-весельчака в лучшем случае тем, что его изредка

выпускают в маленьких ролях.

— Нет, господа,— обращается лектор к аудитории,— чтобы вызы¬

вать в публике веселость, вовсе не следует во что бы то ни стало само¬

му веселиться на сцене, и чтобы вызывать смех, не обязательно само¬